Стражи порядка вернулись в город, где доложили обо всем мировому судье. Они позаботились также известить Хэйла, поскольку, как вспоминал мэр Фэрфакса: «Роан считал У. K. Хэйла своим лучшим другом»
[184]. Один из чистокровных индейцев, чей доступ к собственным средствам официально ограничили, Роан часто просил у фермера в долг. «Мы были хорошими друзьями, и он искал у меня поддержки в трудный момент»
[185], — вспоминал впоследствии Хэйл. Он выдал Роану столько кредитов, что тот вписал его получателем выплат по своему полису страхования жизни размером в 25 000 долларов.
За пару недель до смерти Роан позвонил Хэйлу, убитый горем — он узнал, что его жена спуталась с неким Роем Банчем. Хэйл зашел к другу и попытался его утешить.
Несколько дней спустя он наткнулся на Роана в банке в центре Фэрфакса. Тот попросил одолжить ему несколько долларов; он все еще был мрачнее тучи и хотел залить горе вином. Хэйл пытался его отговорить: «Генри, лучше не надо
[186]. Тебе это во вред». И предупредил, что его «могут поймать». «Я не собираюсь проносить спиртное в город, — сказал Роан. — Я осторожно».
И исчез, пока не обнаружили его тело.
Снова начались неизбежные макабрические ритуалы. Помощник шерифа и маршал вместе с Хэйлом вернулись в лощину. К тому времени место преступления окутала тьма, и мужчины выстроили машины на холме, чтобы фары освещали то, что один из стражей порядка назвал «настоящей долиной смерти»
[187].
Хэйл остался стоять на вершине и наблюдал за началом коронерского расследования, участники которого суетились вокруг силуэта «Бьюика». Один из братьев Шоун заключил, что смерть наступила примерно десять дней назад. Правоохранители запротоколировали положение тела Роана — «руки сложены на груди, голова лежит на сиденье»
[188] — и то, как пуля вышла через правый глаз и затем разбила ветровое стекло. Отметили осколки, разбросанные на капоте и на земле вокруг. Описали найденное при убитом: «20 долларов банкнотами, два серебряных доллара и … золотые часы»
[189]. Также обнаружили поблизости в замерзшей грязи следы шин другого, предположительно принадлежавшего убийце, автомобиля.
Весть о новом убийстве вновь воскресила чувство зябкого страха. На первой полосе газеты «Осейдж чиф» — в том же номере, где воздавалась дань уважения Аврааму Линкольну как источнику вдохновения для американцев, — был помещен заголовок: «ГЕНРИ РОАН ЗАСТРЕЛЕН НЕИЗВЕСТНЫМ»
[190].
Молли новость потрясла. В 1902 году, больше чем за десять лет до встречи с Эрнестом, она была замужем за Роаном, хоть и совсем недолго. До нас не дошло подробных сведений об их отношениях, однако, скорее всего, это произошло по сговору родителей жениха и невесты ради сохранения исчезающих традиций. Молли на тот момент едва исполнилось пятнадцать. Поскольку брак был заключен по обычаю осейджей, в юридическом разводе необходимости не возникло, и через некоторое время они просто разошлись. Тем не менее у обоих сохранились воспоминания о мимолетной близости, закончившейся без горечи, а, возможно, даже с некоторой потаенной теплотой.
На похороны Роана пришло множество жителей округа. Старейшины опять пели традиционные песни, только теперь они, казалось, адресовались живым, тем, кому приходилось претерпевать существование в этом жестоком мире. Хэйл вновь нес гроб близкого друга. Одно из любимых стихотворений фермера эхом вторило Нагорной проповеди Христа:
Слаб разуменьем человек, но все ж есть Тот,
кто «праведен вовек».
И потому на жизненном пути храни всегда завет:
«С другими поступай, как хочешь, чтобы с тобой
поступили в ответ»
[191].
Молли неизменно помогала властям, однако когда те приступили к расследованию смерти Роана, ей сделалось тревожно. На свой лад она, в соответствии с американским духом, «сделала себя сама». Подробности своего прошлого она, словно убираясь в доме, замела под ковер и никогда не рассказывала второму мужу, инстинктивно ревнивому, о первом, осейджском браке. Эрнест очень поддерживал ее в эти ужасные времена, и недавно у них родился третий ребенок, девочка, которую они назвали Анной. Сообщи Молли властям о былой связи с Роаном, ей пришлось бы признаться Эрнесту, что все эти годы она его обманывала. Поэтому она решила не говорить ни слова ни мужу, ни властям
[192]. У всех есть свои тайны.
После смерти Роана на осейджских домах начали появляться электрические лампочки, свисающие с крыш и карнизов и над черными ходами. Их общий свет разрывал темноту. Оклахомский журналист писал: «Ночью в Похаске, куда бы вы ни поехали, вы заметите на смутно вырисовывающихся в темноте домах индейцев электрическое освещение, которое чужак в этих местах мог бы принять за нарочитую демонстрацию нефтяного богатства. Однако на самом деле осейджи зажигают огни ради защиты от тайного приближения мрачного призрака, невидимой угрозы, нависшей над их землями и превратившей обширные акры, которые другие племена с завистью считают едва ли не раем на земле, в Голгофу и кладбище мертвых костей… «Кто станет следующим?» — вот страшный вопрос, кажется, навсегда застывший в воздухе округа»
[193].
Убийства создали атмосферу страха, разъедавшую общину. Люди подозревали соседей, подозревали друзей. Вдова Чарльза Уайтхорна говорила, что уверена — убийцы ее мужа скоро «покончат и с ней»
[194]. Приехавший в Фэрфакс впоследствии вспоминал, что люди были охвачены «парализующим страхом»
[195], а журналист писал: «Темный плащ тайных преступлений и страха … опустился на окропленные нефтью холмы и долины округа Осейдж»
[196].
