Уайт, взявший на заметку проходивших по делу Анны Браун братьев Шоун после того, как не была найдена пуля, приступил к допросу всех, побывавших в палате Билла. Позднее их повторно допросили и федеральные прокуроры. Дэвид Шоун признал, что они с братом действительно вызывали адвоката в надежде на то, что Билл назовет своих убийц, но тот не сделал этого. «Даже если он действительно знал, кто его взорвал, он ничего не сказал», — утверждал врач
[351].
Один из прокуроров допытывался, почему было так важно, чтобы медсестра вышла из палаты. Шоун пояснил, что, мол, медсестры «обычно выходят из палаты, когда там появляется врач»
[352].
— Следовательно, она лжет, утверждая, что вы ее об этом сами попросили?
[353]
— Нет, сэр. Если она так говорит, значит, так и было, — ответил Шоун. Он заявил, что готов хоть дюжину раз повторить под присягой, что Билл так и не назвал своих убийц, и, показав на свою шляпу, добавил: — Это подарок Билла. Мы были друзьями.
Джеймс Шоун, брат Дэвида, стоял на том же, заявив прокурору:
— Билл не говорил, кто его подорвал
[354].
— Он должен был признаться.
— Он не сказал ни слова.
Когда спросили адвоката, тот также настаивал, что понятия не имеет, кто несет ответственность за подрыв дома Смитов.
— Для меня это дело — сплошная загадка, джентльмены, — сказал он
[355].
Однако когда его подвергли перекрестному допросу, он признался, что Смит в больнице сказал следующее: «Знаете, у меня в этом мире только двое врагов»
[356]. И назвал имена «короля Осейдж-Хиллз» Уильяма К. Хэйла и его племянника Эрнеста Беркхарта.
Повторно опросили Джеймса Шоуна, и тот наконец вынужден был признать:
— Я бы не стал утверждать, будто он говорил, что Билл Хэйл взорвал его дом, но он действительно назвал того своим единственным врагом
[357].
— А что он говорил об Эрнесте Беркхарте? — напомнил прокурор.
— Сказал, что он тоже его враг наряду с Биллом Хэйлом.
Шоуны близко знали и Хэйла, и Беркхарта, поскольку на протяжении долгого времени были врачами обеих семей. Вскоре после разговора со Смитом один из братьев сказал медсестре, что Брайан Беркхарт заболел, и попросил ее сходить к нему. Та согласилась. Когда она пришла, появился Хэйл. Он посовещался о чем-то с Брайаном, а потом обратился к медсестре. Обменявшись с ней несколькими ничего не значащими словами, Хэйл поинтересовался у нее, не назвал ли Билл Смит перед смертью имен своих убийц. Та ответила:
— Даже если бы и назвал, я бы не стала говорить
[358].
Хэйл явно желал убедиться, известно ли женщине что-то и, вероятно, заодно пригрозить ей, чтобы держала язык за зубами.
Когда Уайт со своими агентами копнули случившееся в больнице глубже, у них возникло подозрение, что врачи организовали приватную встречу с Биллом Смитом вовсе не ради получения его показаний о виновнике взрыва, а с корыстной целью. В ходе этой встречи Джеймс Шоун был назначен управляющим имуществом убитой при взрыве жены Билла Смита Риты, что давало доктору возможность стать душеприказчиком по ее завещанию. Белые всегда стремились заполучить эту роль, поскольку она давала непомерно высокие комиссионные, а кроме того, предоставляла благоприятные возможности для злоупотреблений.
После того как группа Уайта разгадала эту схему, один из прокуроров задал Дэвиду Шоуну вопрос:
— Как врачу вам должно быть известно, насколько важно предсмертное заявление, — сказал он. — Вы не предпринимали попыток получить его?
[359]
— Нет, — едва слышно ответил Шоун.
Теперь стало окончательно ясно, почему врачи позвали не шерифа или прокурора, а адвоката Билла Смита. Они попросили его захватить с собой документы, которые Билл должен был подписать перед смертью.
Другой прокурор спросил Дэвида Шоуна, в ясном ли уме Билл принимал подобные решения.
— Он понимал, что подписывает?
[360]
— Полагаю, что понимал: на мой взгляд, он был в здравом уме.
— Как врач, вы можете утверждать это определенно?
— Да, могу.
— И он назначил вашего брата управляющим имуществом своей жены?
— Да, сэр, — ответил Шоун. И далее в ходе допроса признался: — Весьма значительным имуществом.
Чем пристальнее Уайт изучал пути нефтяных денег осейджей, тем яснее видел масштабы коррупции. Впрочем, некоторые опекуны и управляющие все же пытались действовать в интересах племени. Однако подавляющее большинство использовали свое положение в личных интересах и обманывали тех, права которых были призваны защищать. Многие опекуны закупали для них товары по завышенным ценам в собственных магазинах (один, например, приобрел автомобиль за 250 долларов и тут же перепродал его своему подопечному за 1250). Другие заключали сделку с определенными фирмами и банками, получая взамен «откаты». Или заявляли, что собираются приобрести земельные участки и дома для подопечных, а на самом деле приобретали их для себя. Или просто-напросто обворовывали. По данным одного правительственного исследования, за период до 1925 года с ограниченных счетов осейджей утекло как минимум 8 миллионов долларов. «Опека над имуществом индейцев — черная глава в истории этого государства, — заявлял вождь племени, добавив: — Миллионы долларов — не тысячи, а именно миллионы, — по праву принадлежащие осейджам, были разбазарены и растрачены опекунами»
[361].
Как удалось установить Уайту, этот так называемый «индейский бизнес» представлял собой хитроумную криминальную схему, в которую были вовлечены представители самых разных слоев населения. Нечистые на руку опекуны и душеприказчики чаще всего происходили из самых уважаемых кругов белых граждан: предпринимателей, владельцев ранчо, юристов и политиков. Стражи порядка, прокуроры и судьи потворствовали и покрывали мошенничество (а порой и сами выступали в роли опекунов). В 1924 году Ассоциация прав индейцев — организация, стоящая на страже соблюдения законных прав индейских племен, — провела расследование, в результате которого выяснилось, что речь шла о настоящей эпидемии обмана, вымогательства и эксплуатации представителей коренного населения Америки
[362]. Организация представила документальные доказательства фактов систематического беззастенчивого обмана зажиточных индейцев штата Оклахома их опекунами, который всячески покрывали судьи, обеспечивавшие себе за подобные «услуги» победу на выборах
[363]. Они прямо говорили гражданам: «Проголосуй за меня, и я обещаю подыскать тебе достойного опекуна». Одна белая американка, вышедшая замуж за индейца из племени осейдж, рассказывала журналисту, как вели себя местные жители: «Они сколотили группу из торговцев и адвокатов, выбирали своими жертвами определенных индейцев… владевших большими нефтяными долями или крупными фермами, и не моргнув глазом сговаривались: «Ты берешь этого и этого, а я — тех». Все чиновники были подкуплены»
[364].
