Она сказала, что, похоже, горит чей-то дом.
— Тогда я понял, что это.
Беркхарт также представил важные сведения о том, как Хэйл организовал убийство Роана, чтобы получить деньги по страховке.
— Я знаю, кто застрелил Генри, — сказал Беркхарт и назвал имя Рэмси
[451].
Дело росло как снежный ком. Уайт позвал дежурившего неподалеку агента Смита и сказал ему:
— Немедленно возьмите под стражу подозреваемого Джона Рэмси
[452].
Того арестовали и доставили на допрос. Худой и высокий, он утопал в рабочем комбинезоне, черные волосы были сальными, а ходил он, чуть прихрамывая. Один журналист сказал, что он производил впечатление «нервного — возможно, опасного»
[453].
Согласно отчетам Уайта и других агентов, Рэмси настороженно озирался и заявил, что ничего не знает. Тогда ему предъявили показания Беркхарта. Рэмси уставился на документ, словно проверяя его на подлинность. Так же, как Уайт и Смит ранее представили Беркхарту Блэки, теперь они привели самого Беркхарта, чтобы тот подтвердил свои показания. Рэмси поднял руки и сказал:
— Полагаю, теперь у меня на шее петля. Берите карандаши, записывайте
[454].
Согласно его показаниям, в начале 1923 года Грэммер сказал ему, что Хэйлу надо «сделать небольшую работу»
[455]. Когда Рэмси спросил, о чем речь, Грэммер ответил, что нужно убрать одного индейца. Рэмси, называвший план «состоянием игры», в конце концов согласился и заманил Роана в каньон, пообещав виски.
— Мы присели на подножку его машины и выпили, — рассказал Рэмси. — Потом индеец, собираясь ехать, сел за руль, и я выстрелил ему в затылок. Где-то с расстояния одного или двух футов. Затем я вернулся к своей машине и вернулся в Фэрфакс.
Уайт заметил, что Рэмси все время говорил не «Роан», а «индеец». Словно оправдывая свое преступление, он добавил: «Белые в Оклахоме относятся к убийству краснокожих так же, как и двести лет назад»
[456].
Оставался еще вопрос об убийстве сестры Молли Анны Браун. Эрнест Беркхарт уклонялся от прямого ответа о роли своего брата Брайана, очевидно, не желая его впутывать. Однако раскрыл личность таинственного третьего человека, которого видели с Анной незадолго до ее смерти. Агенты его знали, и даже слишком хорошо: это был их тайный осведомитель Келси Моррисон, как раз и привлеченный для установления этого третьего. Он не просто вел двойную игру, передавая информацию Хэйлу, но и был его сообщником. По словам Эрнеста, именно Моррисон произвел смертельный выстрел в голову Анны Браун.
Власти схватили Моррисона и обеспечили Молли Беркхарт врачебный осмотр. Казалось, она была при смерти, и судя по симптомам, власти почти не сомневались в том, что кто-то тайком — медленно, чтобы не возбуждать подозрений — ее травил. В позднейшем отчете агент отмечал: «Доказанный факт, что состояние ее здоровья улучшилось сразу после вывода ее из-под контроля Беркхарта и Хэйла»
[457].
Беркхарт так никогда и не сказал, что знал об отравлении Молли. Вероятно, это был один из тех грехов, в которых он не мог признаться. Хотя, возможно, Хэйл не доверил ему убить собственную жену.
Братьев Шоун вызвали и допросили о лечении Молли. Один из работавших с Уайтом прокуроров спросил Джеймса:
— Вы кололи ей инсулин?
[458]
— Возможно, — ответил Шоун.
— Разве ее не забрали из-под вашей опеки и не отправили в больницу Похаски? Так вы не кололи ей никакого инсулина? — нетерпеливо переспросил прокурор.
Шоун сказал, что, возможно, неясно выразился:
— Я не хотел бы запутаться и навлечь на себя неприятности.
Прокурор еще раз спросил, вводил ли он ей лекарство.
— Да, я делал ей уколы.
— От чего?
— От сахарного диабета.
— И в результате ей стало хуже?
— Я не знаю.
— В конце концов, ей стало настолько плохо, что ее забрали из-под вашего попечения и доставили в больницу в Похаске, где благодаря другому врачу ее состояние сразу улучшилось?
Джеймс Шоун и его брат отрицали любые неправомерные действия со своей стороны, и Уайт не мог доказать их виновности в отравлении. Когда Молли стало лучше, власти ее допросили. Она не любила, чтобы в ней видели жертву, но однажды призналась, что была напугана и загнана в тупик. Иногда она прибегала к услугам переводчика, помогавшего ей с английским — языком, словно подернувшимся для нее завесой тайны, превосходящей понимание. Адвокат, помогавший прокуратуре допросить Молли, объяснил ей:
— Мы все ваши друзья и на вашей стороне
[459].
Он сказал ей, что ее муж, Эрнест, дал признательные показания об убийствах, вдохновителем которых, скорее всего, был Хэйл, в том числе взрыва дома ее сестры Риты.
— Билл Хэйл и ваш муж родственники? — добавил он.
— Да, сэр, — подтвердила она.
Адвокат спросил, находился ли Хэйл в момент взрыва у них дома.
— Нет. Дома были только я, муж и дети.
— В тот вечер к вам больше никто не заходил?
— Нет.
— Ваш муж весь вечер был дома?
— Да, весь вечер.
Адвокат спросил, рассказывал ли ей когда-нибудь Эрнест о заговоре Хэйла. Она ответила:
— Он ничего мне об этом не говорил.
По ее словам, все, что она хотела, это наказать тех, кто сотворил это с ее семьей.
— Независимо от того, кто они? — спросил адвокат.
— Да, — решительно ответила она. Но она не могла, не хотела поверить, что Эрнест участвовал в заговоре. Впоследствии один автор приводил ее слова: «Мой муж хороший, добрый человек. Он бы этого не сделал. Он никому не причинил бы вреда и никогда не причинил бы вреда мне»
[460].