— Ну, здравствуй, Том, — обратился Хэйл к Уайту
[568].
— Здравствуй, Билл, — ответил ему Уайт.
— Привет, — пробормотал Рэмси.
Уайт обменялся рукопожатиями с обоими арестантами, и тех препроводили в камеры.
Глава 21
Парилка
Это походило на рейд по катакомбам воспоминаний. Шагая по тюремным коридорам, Уайт видел перед собой картины прошлого — людей, чьи глаза блестели из-за решеток, их лоснящиеся от пота тела. Он видел Хэйла и Рэмси. Видел членов старой банды Эла Спенсера и бывшего главу Бюро ветеранов, угодившего в тюрьму за взятки в недобрые времена правления Гардинга. Уайт обнаружил здесь и обоих дезертиров, убивших его старшего брата Дадли, но ни словом им об этом не обмолвился, не желая нагонять на них страху — подобное было совершенно ни к чему.
Уайт вместе с семьей проживал на территории тюрьмы. Его жена сначала не могла спать, ее постоянно мучил вопрос: «Как растить двоих мальчишек в подобном окружении?»
[569] Руководство учреждения — рассчитанного на 1200 заключенных — напихало сюда втрое больше арестантов, что само по себе положение отнюдь не облегчало. Летом температура доходила до 46 градусов Цельсия, из-за чего заключенные прозвали Левенуэрт «парилкой». В один августовский день 1929 года, жаркий настолько, что в тюремной кухне скисло молоко, в столовой начались беспорядки. Снискавший себе дурную славу взломщик сейфов Ред Руденски вспоминал о разгуле «жуткой, смертельной ненависти»
[570]. Однако Уайт вовремя вмешался и сумел навести порядок: «Директор бесстрашно приблизился ко мне, так что нас разделяли буквально пара шагов, хотя топорики для рубки мяса и битые бутылки торчали прямо у его лица»
[571].
После этого инцидента Уайт попытался улучшить условия содержания заключенных
[572]. Один из надсмотрщиков вспоминал: «Директор был строг к заключенным, однако не терпел ни истязаний, ни вообще каких-либо притеснений»
[573]. Однажды Уайт написал Руденски записку: «Чтобы изменить жизнь, которую вы ведете уже не один год, требуется немало мужества — вероятно, даже больше, чем я могу себе представить. Но если оно в вас есть, самое время доказать это». Тот вспоминал позднее, что благодаря поддержке директора «у меня появился луч надежды»
[574].
Хотя Уайт выступал за перевоспитание преступников и всячески содействовал ему, он не питал особых иллюзий относительно многих заключенных «парилки». В 1929 году Карл Панцрам — серийный убийца, признавшийся в убийстве 21 человека и утверждавший, что у него «нет совести»
[575], — до смерти забил служащего тюрьмы. Преступника приговорили к повешению, которое надлежало привести в исполнение в тюрьме. Уайту, несмотря на то что он был противником смертной казни, выпало не только присутствовать, но и руководить экзекуцией — совсем как в свое время его отцу в Техасе. 5 сентября 1930 года, когда солнце взошло над тюремным куполом, директор тюрьмы вывел Панцрама из камеры и повел к недавно сооруженной виселице. Уайт проследил за тем, чтобы его сыновей не было поблизости, когда приговоренному надевали петлю на шею. Панцрам поторапливал палачей: «Пока вы здесь возитесь, я бы с десяток людей прикончил!»
[576] В 6 часов 03 минуты крышка люка раскрылась, и казненный закачался на веревке. Впервые Уайт помогал лишить человека жизни.
Уильяма Хэйла после прибытия в Левенуэрт направили на работу в туберкулезную палату. Позже он вкалывал на тюремной ферме, где ухаживал за свиньями и скотом, совсем как в молодости на приграничных ранчо. В тюремном отчете сообщалось: «Заключенный имеет опыт работы скотником, даже без помощи ветеринара проводит вскрытия нарывов и кастрацию животных»
[577].
В ноябре 1926 года некий журналист написал Уайту, выпытывая информацию о Хэйле. Однако директор тюрьмы наотрез отказался сообщать что-либо, настаивая, что будет руководствоваться здесь теми же принципами, «как и в отношении остальных заключенных»
[578]. Уайт тщательно следил за тем, чтобы родные Хэйла не чувствовали себя ущемленными. Однажды его жена написала письмо, в котором просила директора: «Уместно было бы просить вашего позволения встретиться с мужем в следующий понедельник? С нашего последнего свидания прошло почти три недели. Я, разумеется, понимаю, что ваши правила разрешают лишь одно в месяц, но … если бы вы предоставили мне внеочередное, я была бы вам весьма признательна»
[579]. Уайт в ответном письме сообщил, что разрешит свидание.
За все эти годы Хэйл так и не признался, что заказал хотя бы одно убийство: ни Роана, за которое был осужден, ни множество других, к которым, по имевшимся доказательствам, был причастен и по которым, ввиду вынесенного ему приговора — пожизненного заключения, — власти не выдвигали против него обвинений. В то же время на суде фермер спокойно сознался в попытке обманным путем завладеть нефтяными паями. Видимо, это его мораль позволяла: «Для меня здесь был чисто коммерческий интерес»
[580].
Если раньше Уайт, столкнувшись с этой черной душой, пытался обращаться к священникам, теперь он искал и научное объяснение. В тюрьме Хэйла подвергли неврологическому и психологическому обследованию. Заключение эксперта гласило: пациент не демонстрирует очевидных «признаков вытеснения или явного психоза»
[581], однако структура его личности тем не менее содержит «крайне негативные составляющие». Хэйл оправдывал свою жестокость цивилизаторством, изображая из себя американского первопроходца, одного из тех, кто в условиях первозданно дикого окружения помогал выковывать нацию. Эксперт сделал вывод: «Крайне низкая способность к оценке собственного поведения выражается в постоянном отрицании своей очевидной вины. Его аффект неуместен. … Он позабыл стыд или раскаяние, которые некогда, возможно, испытывал». Уайт ознакомился с документом, где описывалось психическое состояние заключенного, и у него сложилось впечатление, что отчасти зло так и осталось за гранью науки. Хотя Хэйл придерживался тюремного распорядка, он вынашивал планы выхода на свободу. Вероятно, он пытался подкупить апелляционный суд, а когда эта попытка провалилась, по словам эксперта, хвастал «предстоящим освобождением благодаря поддержке влиятельных друзей»
[582].
