Хотя Хэйл не играл какой-то официальной роли в расследовании, его абсолютная самоуверенность и очевидное влияние в тайном мире белых (он часто носил бриллиантовую булавку масонской ложи) создавали впечатление, что это не просто слова. Он всегда выражал симпатию к Анне — по его словам, они «были очень хорошими друзьями»
[53], — и во время своего визита на глазах Молли что-то втолковывал Эрнесту вполголоса, видимо, рассказывая о поисках убийцы ее сестры.
Присяжные коронерского дознания вместе с прокурором округа продолжали расследование убийства Анны, и вскоре после похорон Молли вызвали для дачи показаний на судебные слушания в Фэрфакс. В Управлении по делам индейцев при Министерстве внутренних дел США, отвечавшем за связи властей с племенами и впоследствии переименованном в Бюро по делам индейцев, был закрепленный за резервацией осейджей чиновник, знавший Молли. Он вспоминал, что та «была готова сделать все возможное… для привлечения виновных к ответственности»
[54]. Власти предоставили Молли переводчика, но она от его услуг отказалась и говорила по-английски — насколько в детстве ее выучили монахини.
Молли описала присяжным последнюю встречу с Анной у себя дома и сказала, что та уехала примерно на закате. Далее в ходе судебных слушаний правительственный чиновник спросил ее:
— Как она уехала?
[55]
— На машине.
— Кто был с ней?
— Брайан Беркхарт.
— Вы заметили, в каком направлении они поехали?
— К Фэрфаксу.
— Кроме Брайана и Анны в машине еще кто-нибудь был?
— Нет, только Брайан и Анна…
— После этого вы видели ее живой?
Молли удалось не потерять самообладания.
— Нет, — ответила она.
— Вы видели ее тело после того, как его нашли?
— Да.
— Сколько времени прошло с момента, когда она на ваших глазах уехала с Брайаном Беркхартом, до того, как вы увидели ее тело?
— Пять или шесть дней.
— Где вы видели ее тело?
— На пастбище…
— Как далеко от ручья?
— Совсем рядом.
Хотя на судебном следствии Молли выражала полную готовность ответить на все вопросы, чтобы ни в коем случае ничего не было упущено, однако ни мировой судья, ни присяжные ее почти ни о чем не спросили. Возможно, из предубеждения — как к женщине и краснокожей. Жюри гораздо дотошнее расспрашивало Брайана Беркхарта, о котором многие местные уже начали шептаться — в конце концов, именно он последним видел Анну перед исчезновением.
В отличие от Эрнеста, Брайан не был красив, а застывший взгляд придавал ему неприятную холодность. К тому же Хэйл однажды поймал племянника на краже своего скота и, желая проучить, заявил на него в полицию. Обвинения были сняты, только когда Брайан оплатил ущерб.
Прокурор округа спросил о том дне, когда Брайан, по его словам, отвез Анну домой.
— Куда вы поехали после?
[56]
— В город.
— Во сколько это было?
— Около пяти или половины пятого.
— С тех пор вы ее не видели?
— Нет, сэр.
Прокурор сделал паузу и переспросил:
— Вы уверены?
— Да, сэр.
На следующем заседании допросили и Эрнеста. Один из судейских с нажимом спросил его о брате:
— Вы понимаете, что он последний, кого видели с этой женщиной, Анной Браун?
[57]
— Понимаю, — ответил Эрнест и добавил, что, по словам Брайана, он «высадил Анну возле ее дома. Так он сказал».
— Вы ему верите?
— Да, сэр.
После первого слушания власти задержали Брайана. К возмущению Молли, задержали и Эрнеста — на случай, если тот покрывает младшего брата. Однако, как ей и обещал Хэйл, вскоре обоих отпустили. Против Брайана не было никаких улик, кроме того, что он был последним, видевшим Анну перед исчезновением. Когда Эрнеста спросили, знает ли он что-нибудь об обстоятельствах убийства, тот ответил отрицательно и добавил:
— Мне неизвестно, чтобы у нее были враги или чтобы кто-то ее недолюбливал.
Основная версия следствия заключалась в том, что убийца был не из резервации. Раньше враги нападали на племя в чистом поле, теперь они приняли вид грабителей поездов, налетчиков и других головорезов. Принятие сухого закона лишь усугубило в резервации ощущение беззаконности, подстегнув организованную преступность и сотворив, по выражению одного историка, «величайший в американской истории криминальный Клондайк»
[58]. Мало где в стране царил такой хаос, как в округе Осейдж, где ломались неписаные законы Дикого Запада и цементировавшие общины традиции. По некоторым оценкам, все прежние «золотые лихорадки», вместе взятые, уступали здешним нефтяным деньгам, на запах которых со всей страны слетались негодяи всех мастей. Чиновник Министерства юстиции США предупреждал, что в Осейдж-Хиллз скрывается больше беглых преступников, нежели, «вероятно, в любом другом округе штата или даже в любом другом штате»
[59]. Среди них был заматерелый грабитель Ирвин Томпсон, то ли за темный цвет лица (он был на четверть чероки), то ли за черное сердце, получивший прозвище Блэки: один полицейский называл его «подлейшим из всех, с кем ему приходилось сталкиваться»
[60]. Печальной известностью его перещеголял Эл Спенсер по кличке «Призрак Ужаса», пересевший для бегства с мест преступления с галопирующих лошадей на скоростные автомобили и унаследовавший от Джесси Джеймса титул самого зловещего местного преступника. Газета «Аризона Репабликэн» писала, что Спенсер с его «нездоровым умом
[61] и извращенной тягой к авантюрам» вызывал поклонение «у части населения страны, творившей себе ложных кумиров». Члены его банды, в том числе Дик Грегг и Фрэнк «Желе» Нэш, сами были в числе опаснейших преступников того времени.
