– Ты не так часто ешь в столовой, да? – спрашивает он и кладет на кусок лосося целую горку чили.
– Бывает, – отвечаю я и размышляю о том, не предложить ли ему и мои перчики. Похоже, он большой любитель. – У меня просто сегодня танцевальный кружок.
Он внимательно смотрит на меня.
– Любишь танцевать?
Я качаю головой.
– Ненавижу. Но это единственный кружок, куда может ходить человек, не умеющий плавать.
– Понимаю.
Пигрит отправляет в рот первый кусок, с достаточным количеством перца, чтобы парализовать вкусовые рецепторы на ближайшую неделю. Он с наслаждением жует, наконец проглатывает и продолжает:
– Наверно, тому, кто не умеет плавать, приходится нелегко в школе, которая так подвинута на море, как эта.
Удивительно, что он видит это так же, как я. Мне вдруг становится ясно, что я сейчас немного уподобляюсь Бреншоу, а Пигрит не имел в виду вообще ничего плохого. На самом деле он еще никому не сказал ни одной гадости. Разве что иногда высказывается более прямолинейно, чем это принято в Сихэвэне.
– А ты в какой кружок ходишь? – спрашиваю я. Совершенно не умею поддерживать беседу и чувствую себя сейчас по-идиотски. Но его, похоже, не смущают расспросы.
– Ни в какой, – отвечает он. – Я в санитарной дружине. Мы занимаемся в среду после обеда, параллельно с секцией ныряния.
Я киваю.
– Санитарная дружина. Это потому, что ты врачом хочешь стать.
– Ну да. – Он готовит к отправке следующий заряд чили. – И потом, разве я похож на человека, которому зачем-то нужно взгромождаться на доску для серфинга? В кружке по парусному спорту таких, как я, выйдя в море, выкидывают за борт. Ныряние еще могло бы сойти. Ну, всяко лучше, чем танцы.
От этой мысли его слегка передергивает, но он отправляет в рот новую порцию перцев. И при этом даже не краснеет.
– Да, кстати, – вспоминаю я, – большое спасибо, что ты меня… ну да, что ты меня спас. И защищал перед Ван Стин.
Он пожимает плечами.
– Если честно, я бы это сделал для любого. Ну, кроме Бреншоу, пожалуй. Впрочем, этот сам за себя неплохо постоять может.
Тут мне приходит в голову еще кое-что.
– А правда, что тебе пришлось прыгнуть в воду, чтобы меня вытащить?
– Ну да, я же говорил.
Я нервно сглатываю.
– Спасибо, – говорю я. – Спасибо, что попытался.
Он пожимает плечами, как будто это не стоит упоминания. А потом говорит:
– Знаешь, что меня удивило? То, как долго ты пробыла под водой. То, что ты после этого выжила.
Меня пронзает волна горячего ужаса.
– Почему? Как долго я была под водой?
Пигрит думает пару секунд.
– Точно не знаю. Я же не смотрел на часы до и после. Но по ощущениям – довольно долго.
– Могло показаться, – говорю я. – Когда я смотрю, как ныряет Бреншоу, мне каждый раз кажется, что он уже не выплывет. А проходит всего четыре или пять минут. Пять минут – это чертовски долго, если сидеть и смотреть на воду.
Пигрит кивает.
– Да, это понятно. Но я-то не сидел и не смотрел. Я прыгнул в воду, попытался тебя вытащить. Ты оказалась ужасно тяжелой, просто невероятно. Мне удалось ненадолго поднять твою голову над поверхностью, и у тебя отовсюду полилась вода, изо рта, из носа, – тут я подумал, что всё, ты захлебнулась. Тогда я тебя отпустил, вылез из воды, включил свой планшет и подал сигнал тревоги. Он был зафиксирован. Точное время – десять часов, тридцать шесть минут и одна секунда.
По тому, как он это говорит, заметно, что для него более привычна система отсчета времени в юнитах, принятая за пределами Зоны, а не старая система с двадцатью четырьмя часами по шестьдесят минут. Честно признать, старая система довольно странная.
– Тут нарисовались завхоз и доктор Уолш, и, когда Альварес наконец вытащил тебя на берег, а доктор начал делать искусственное дыхание, часы как раз пробили конец перемены. – Он многозначительно поднимает вилку. – То есть десять пятьдесят. Иными словами, с того момента, когда я подал сигнал, прошло еще почти пятнадцать минут!
Я в ужасе смотрю на него.
– Этого не может быть.
Он снова пожимает плечами.
– Ну, вот и мне так кажется. В конце концов, вот ты сидишь передо мной живая и здоровая. Но если верить тому, чему нас учили в санитарной дружине, выжить ты не могла.
Меня охватывает ужас. Кажется, сердце сжалось так, что вот-вот перестанет биться, а внутри меня всё заледенело.
«Портовый колокол», – вдруг соображаю я. И бросаюсь объяснять:
– В некоторых местах на школьном дворе звуки порта особенно хорошо слышны, и там портовый колокол звучит очень похоже на наши часы. Легко спутать.
Пигрит внимательно смотрит на меня. Похоже, его такое объяснение не особо убедило. Меня, если честно, тоже. И от этого мне очень страшно.
4
После обеда танцевальный кружок, как обычно, оказывается полнейшим позором, потому что я ужасно немузыкальна и двигаюсь с грациозностью кита. В какой-то момент за эти два с половиной часа мучений я даже начинаю жалеть, что не утонула спокойно днем раньше.
Мы разучиваем танец ко Дню основания, 27 ноября. И это полнейшая катастрофа. Большинство ходят на танцы, как и я, только потому, что не захотели в другие кружки. Целая толпа людей двигается в душном спортзале, но тех, кто действительно танцует, можно по пальцам перечесть. Может быть, четыре девочки, по большей части из третьего или четвертого класса старшей школы. И мальчишки. Мальчишки идут в танцевальный кружок, только если действительно хотят танцевать – ну, или когда надеются найти себе девушку.
Впрочем, в последнее время поговаривают, что девушку проще подцепить в секции парусного спорта (на яхте оказываешься так близко к другому – вся эта работа в команде, необходимость телесного контакта и прочее), поэтому мальчиков у нас осталось двое. И оба так танцуют, что челюсть падает. Как будто бы сила притяжения смотрит на них и говорит: «Ну что ж, для этих сделаю исключение». Круче всех Педро, родившийся в неотрадиционалистской зоне Эквадора. У него в крови южноамериканские ритмы, от которых тащится наша учительница танцев мисс Бланкеншип. У меня, когда я долго смотрю, как он танцует, голова начинает кружиться.
Вот эти шесть настоящих танцоров показывают свой собственный танец, и было бы хорошо, если бы этим всё и ограничивалось. Но наши учителя свято верят, что каждый, кто ходит в кружок, в конце года должен продемонстрировать свои умения. Поэтому все остальные, то есть мы, создаем что-то вроде фона для них, выполняя определенную последовательность незамысловатых движений: например, помахиваем руками сначала слева, потом справа, поднимаем руки, разводим их в стороны, поворачиваемся налево или направо и так далее.