Вторая из найденных нами книг обнаруживается и в школьной библиотеке. Это удачно, так я смогу объяснить, откуда я взяла информацию, использованную в реферате. К тому же я могу скопировать оттуда пару рисунков и диаграмм.
При этом я обнаруживаю удивительную особенность всех акций по истреблению видов: в послесловии написано, что до Энергетических войн практически все ядовитые змеи считались охраняемыми видами. Того, кто убьет или покалечит тигровую змею, заставляли выплачивать большой штраф. А спустя двадцать лет их полное уничтожение уже считалось достижением прогресса!
Мы оба неплохо продвигаемся вперед. И действительно, здесь, в библиотеке, очень приятно работать. Но там, под моим планшетом, лежат листы откопированной книжки. И чем дальше мы пишем свои рефераты, копаемся в книгах и обсуждаем формулировки, тем нетерпеливее я становлюсь. Не могу дождаться того мига, когда приду домой и вытащу из заветного сундучка мамин дневник. Наконец я не выдерживаю. Делаю вид, что только сейчас впервые взглянула на настенные часы, и заявляю Пигриту, что мне нужно домой, потому что я должна еще сделать кое-что по дому, пока тетя не пришла с работы.
Он это сразу же понимает и не выглядит огорченным.
– Мы довольно много успели, правда же? – радостно спрашивает Пигрит.
Он провожает меня до двери. Его отец больше не появляется. Я прощаюсь и ухожу. Мне приходится держать себя в руках, чтобы не броситься бежать сразу же.
Сумка с планшетом висит у меня на плече и шуршит бумагами. Мне пришлось их сложить, иначе не помещались.
Тети Милдред нет дома, но, когда я вхожу в квартиру, мой планшет начинает вибрировать: местное личное сообщение, которое она мне оставила.
«В холодильнике на обед чечевица. Съешь сколько захочешь. До скорого!»
Я открываю холодильник, приподнимаю крышку кастрюли. Пахнет так хорошо, и я чувствую, что изрядно проголодалась, но мое нетерпение сильнее голода. Я бегу по лестнице наверх к себе в комнату, закрываю за собой дверь, вытаскиваю из сумки копии, которые сделал Пигрит, и раскладываю их на письменном столе. Затем я достаю из укромного места свой зеленый заветный сундучок. Мамин дневник лежит на самом дне, под деньгами и другими вещами.
Я осторожно достаю его и открываю на первой странице. Сверху на ней написано «28.05.2135» – дата моего рождения. Цифры я читать умею, они везде пишутся более-менее одинаково. Но перед ними написано нечто, что не могу расшифровать. Я листаю фотокопии в поисках похожих значков, и наконец мне удается идентифицировать слово «суббота».
Всё верно. Я родилась в субботу. Я рассматриваю это слово и постепенно начинаю понимать, как связуются все эти загогулинки и черточки. Довольно непривычно, если сначала научился печатать, а потом овладел тем видом письма, которое используют для планшетов, но принцип один и тот же. Даже можно сказать, что это красиво. Это написала моя мама. Я провожу пальцем по бумаге и чувствую едва заметные углубления, которые оставило то, чем она писала.
Я иду дальше. Прежде чем у меня окончательно закипает мозг, я успеваю расшифровать следующую фразу:
«Мой сладкий малыш наконец-то появился на свет. Это девочка, такая красивая! Я назову ее Саха».
Ниже написано: «48 см, 2810 г».
На этом запись за день заканчивается. Мама, наверно, была совсем без сил после родов и записала только самое главное.
Вообще-то отличная идея – вести такой дневник! Записывать то, что тебя волнует. Всё, что происходит. Но для этого, собственно, и нужен блокнот. Я бы не стала вести дневник у себя на планшете. Да, там можно создавать личные тексты, к ним можно закрывать доступ, и тогда их никто не увидит. Ну, так считается. Но что, если это на самом деле не так?
Может, я себе тоже заведу блокнот и что-нибудь для письма, научусь старому письму…
Я снова возвращаюсь к маминому дневнику. На следующий день записи нет, продолжение датировано понедельником, «30.05.2135».
«Моя бедная маленькая Саха. Мне так жаль, что ей приходится мучиться, – с трудом читаю я. – Я попросила доктора Ханга удалить перепонки между ее пальчиками. Он всё сделал очень аккуратно, но сейчас как раз перестает действовать обезболивающее».
Я читаю это, и меня прошибает холодный пот. Я поднимаю левую руку, смотрю на нее, не веря сама себе. Я всю жизнь задавалась вопросом, откуда у меня эти тонкие белые линии сбоку на каждом пальце, они видны прямо до первой фаланги. Теперь я знаю откуда.
7
Ночь теплая, и мне не спится, но это не из-за жары. Я продолжила читать дневник моей мамы, до того места, где она начинает переживать из-за моих жабр. Да, именно так она и пишет: «жабры».
Это меня добило. Значит, мои самые страшные опасения подтвердились: я монстр, гибрид человека и животного, мерзость с точки зрения неотрадиционализма и большинства существующих мировоззрений.
Но почему я такая? Кто в этом виноват? Об этом моя мама не написала ни слова. Вместо этого она пишет о том, как обсуждала проблему моих жабр с этим доктором Хангом и он посоветовал заклеить их аэрозольным пластырем, а сам пластырь замаскировать тональным кремом. Сначала, мол, нужно подождать и посмотреть, как это будет развиваться. Может, они со временем сами зарастут. Если же их сразу зашить, то это, скорее всего, приведет к тому, что моя грудная клетка и мои легкие не смогут нормально расти.
Я читала, пока у меня не заболели глаза, но так и не нашла ничего о том, почему я такая, какая есть. Чего я точно не могу себе представить, это чтобы моя мама специально захотела сделать меня такой. Во-первых, такие вмешательства стоят кучу денег, а денег у нее не было никогда. Во-вторых, если она хотела, чтобы я была такой, почему тогда после моего рождения явно делала всё, чтобы скрыть мою особенность?
Может, мама сама была жертвой генетических экспериментов? Может, она сбежала из лаборатории, будучи уже беременной? Может, в этом и есть причина вечных тайн, окружавших меня всю жизнь? И не стало ли это причиной ее ранней смерти?
Вот мысли, которые терзают меня, пока я часами ворочаюсь в постели без сна. Когда утром звонит будильник, я настолько без сил, что чуть не засыпаю стоя во время чистки зубов. И всё-таки ночь принесла свои плоды: у меня теперь есть план.
Я иду в школу и провожу там весь день как в трансе. Первым уроком у нас математика, а я потом не могу даже вспомнить, что мы там делали. На китайском я довожу миссис Ченг до того, что она неодобрительно качает головой, – это с ней случается крайне редко. На английском до меня дело не доходит, как, впрочем, и до всех остальных, потому что Алекс втягивает учителя в бесконечный спор, тема которого проходит полностью мимо меня. И так далее. Мне как-то удается продержаться весь день, но я сама себе кажусь роботом.
По дороге в школу я рассматривала витрины на улице Гармонии, домой я иду по бульвару Свободы и ничего вокруг не замечаю.
