– И если кто и имеет полное право жаловаться, так это я. Если бы я тебя не послушалась, сейчас не оказалась бы в такой заднице.
Я об этом даже думать не хочу. Доктор Уолш, может, и не самый лучший врач, но всё же он не настолько плох, чтобы при обследовании не понять, что со мной не так. Шансов у меня никаких. В следующем учебном году меня здесь не будет. Ни в Сихэвэне, ни в каком-либо другом городе, ни в одной школе неотрадиционалистской зоны.
Одна из странноватых традиций нашей школы – то, что первые два урока последнего дня перед каникулами проходят как ни в чем не бывало. Лишь после них мы получаем свои аттестаты и можем идти домой, чтобы отпраздновать конец учебного года в кругу семьи.
Конечно, эти два последних урока всерьез никто не воспринимает, за исключением пары особенно упертых учителей. На первом из уроков миссис Ченг рассказывает анекдоты на китайском: хитро придумано – кто первым засмеется, тот явно лучше всех владеет языком. На втором уроке мистер Моррисон всё же пытается провести настоящий урок и даже начинает разбирать новую тему: конкуренция в животном мире – ареалы обитания, хищники, вытеснение. Внизу в порту уже тестируют звуковую аппаратуру для праздника, а мы вынуждены слушать, как звери защищают свою территорию.
Но даже это в один прекрасный момент заканчивается, и приходит мистер Блэк, наш классный руководитель. Он произносит речь о том, каким якобы успешным был прошедший год, но предостерегает нас, чтобы мы не почивали на лаврах… в общем, привычное бла-бла-бла. Потом речь заходит о третьем иностранном языке, который у нас появится со следующего года. На выбор предлагаются японский, корейский, мексиканский, испанский и турецкий. «Вы, конечно, вольны выбирать что хотите, – сообщает нам мистер Блэк под конец. – Но прежде чем принять решение, было бы разумно посмотреть, где в мире говорят по-испански и какую политическую и экономическую роль играет Мексиканская Республика».
По нашим стеклянным взглядам видно, что мы не настроены воспринимать советы, так что он оставляет нас в покое и дает долгожданный сигнал.
Вот он, торжественный момент. Из наших планшетов раздается барабанная дробь, их экраны загораются, и на них появляются табели. Мои результаты оказываются примерно такими, как я и ожидала. Только по английскому я скатилась на одну отметку вниз, но сегодня мне это глубоко безразлично.
Затем начинается раздача призов. Впервые за четыре года среди трех лучших учеников оказывается мальчик: конечно же, это Пигрит, у которого высший балл по всем предметам, кроме спорта. Он получает золотую медаль. Серебро достается Джудит Карденас, которая подрабатывает, помогая отстающим одноклассникам, и считает, что это лучший метод обучения. А бронзу, как и каждый год, получает Карлин Хардин, наша староста. И это при том, что она интересуется праздниками и прочими школьными развлечениями куда больше, чем уроками.
Когда всё кончается, я отправляюсь прямиком домой, не поговорив еще раз с Пигритом и даже не поздравив его. Я на него зла, и будет неплохо, если он это заметит. К тому же сидеть вместе со всеми и трепаться – это не мое. И всё же, несмотря на то что я одной из первых направляюсь к воротам, делаю это недостаточно быстро, чтобы избежать встречи с доктором Уолшем. Он встречает меня на дорожке перед Тоути-холлом, как будто поджидал меня там, и тут же предлагает прямо сейчас назначить дату обследования. Я прижимаю планшет к груди, будто пытаясь защититься, и говорю:
– Мне кажется, не стоит проводить обследование. Я в следующем году по собственной воле пойду на занятия по плаванию.
Доктор Уолш весело улыбается.
– Миссис Ван Стин настаивает на обследовании. Она хочет удостовериться, что плавание тебе не повредит.
Ясно одно: это обследование станет моментом истины. Я понятия не имею, как буду выпутываться из этой истории, но в любом случае хочу оттягивать этот момент как можно дольше.
– Пока не знаю, когда у меня будет время, – пытаюсь выкрутиться я.
– Да? А почему? – нетерпеливо спрашивает он. – Чем это ты будешь занята?
Похоже, он ждет не дождется момента, когда сможет засунуть в мое тело свои медицинские инструменты. Или он что-то подозревает?
Я убежденно качаю головой.
– Мне нужно подумать, – заявляю я как можно более уверенным тоном, который, боюсь, всё же звучит недостаточно уверенно. – Я вам напишу.
И спасаюсь бегством. В меру своих возможностей.
Дома я обнаруживаю тетю Милдред крайне взволнованной.
– Доктор Уолш написал, – сообщает она мне, указывая на свой планшет. – По поводу твоего обследования. Он хочет назначить дату.
– Когда? – спрашиваю я. – Когда он написал?
– Пять минут назад.
Ага, значит, уже после того, как ничего не добился от меня. Похоже, он прямо жаждет провести это обследование.
– Я надеюсь, ты ему еще ничего не ответила?
Тетя Милдред трясет головой.
– Да я же и не знаю, что ему ответить.
– Ничего не отвечай. Сотри сообщение.
Она с ужасом смотрит на меня. Стереть сообщение от должностного лица – это выше ее сил.
Такое ощущение, как будто наш дом накрыла темная туча. Поскольку об обеде еще думать слишком рано, тетя Милдред начинает бестолково мыть и прибирать всё вокруг. Стоит звон кастрюль, хлопают двери, грохочут передвигаемые по полу ведра – она ведь не слышит всего этого.
Обычно мне это не мешает, но сегодня шум буквально сводит меня с ума. Я запираюсь у себя в комнате, но спасения нет и там. Кажется, у меня сейчас просто расколется голова. Я не хочу ничего больше слышать, видеть, не хочу ничего знать об этом шумном, сложном, угрожающем мире. Я тоскую о покое, ясности… иными словами, я тоскую о подводном мире.
Эта мысль, однажды зародившись в моей голове, уже не отпускает меня. Пойти к морю сейчас, в такой ситуации? «А почему нет, – говорю я себе. – Сегодня последний учебный день. Рестораны в городе забиты празднующими семьями. Ко многим приехали гости, чтобы посетить знаменитый сихэвэнский праздник в честь Дня основания. Сегодня точно не тот день, когда у парочек есть время или возможность отправиться на Малый пляж».
Всё это я говорю себе, надевая под одежду трусики от бикини и засовывая свернутое полотенце в сумку, чтобы тетя Милдред его не заметила. Потом я бросаю ей «пока» и убегаю прежде, чем она успевает задать мне какой-нибудь вопрос.
«Делать то, что я сейчас делаю, – полнейшее безумие», – думаю я, протискиваясь в дыру в заборе. «И всё равно мне нужно это сделать», – отвечаю я сама себе и иду дальше.
В природозащитной зоне сегодня так тихо. Можно подумать, что даже птицы улетели на каникулы. Когда я выхожу на берег, бухта лежит передо мной пустая и покинутая. Никого не видно, и никого не слышно. И всё-таки я дохожу до самого дальнего ее края, за самую последнюю скалу, где точно не нашлось бы места для двоих, даже один человек не смог бы лечь здесь. Мне нужно только место, чтобы оставить свою одежду и полотенце так, чтобы их не намочило водой и чтобы их никто не заметил. И вот я оставляю их в расщелине в камне, перед которой растет какой-то колючий куст.
