– Это как раз самый интересный вопрос, – говорит Пигрит.
– Может быть, кто-то хотел сорвать праздник?
Пигрит презрительно надувает щеки.
– Пф-ф! Я тебе с ходу придумаю десяток методов поэффективнее. Столько всего можно незаметно испортить на одной только платформе…
Я судорожно соображаю.
– Тогда это было покушение. И совершил его тот, кто шантажирует отца Бреншоу.
– Такое возможно. Заранее было известно, где будут погружаться ныряльщики. По сути, такое место на всём шельфе одно. И то, что Бреншоу нырнет глубже всех, тоже было очевидно. – Он приподнимает брови. – Вот только зачем тогда остальные ловушки? Вокруг всей Развалины? Их вроде не меньше десятка.
– Отвлекающий маневр.
Тут меня пронзает воспоминание.
– Пигрит – аквалангисты, которых мы видели! Как ты думаешь, они же, наверно, как раз расставляли эти ловушки? Ты тогда еще подумал, что это сети, чтобы на празднике выпустить из-под воды надутые газом шары.
– Об этом я тоже уже думал, – говорит Пигрит и меняется в лице. – Страшноватая мысль, да?
– Ты рассказал об этом полиции?
Он качает головой.
– Я об этом еще никому не рассказывал.
– А вдруг это важно?
– Мы же договорились никому не рассказывать.
Он слегка сжимает губы, а потом произносит:
– Если расследование зайдет в тупик, я успею им рассказать.
Я внимательно на него смотрю и вдруг отчетливо понимаю, что это он пытается сам себя убедить. Что он делает вид, будто бы он человек, свято хранящий секреты. А на самом деле он просто боится того, что у него могут быть неприятности, если выяснится, что он знал о моих генетических модификациях и молчал.
– Ну да, – говорит он с кривой усмешкой, – в любом случае похоже, что между Бреншоу и Карильей всё кончено. Он ведь услышал то, что она тогда тебе сказала.
Он усмехается. Выглядит это довольно отчаянно.
– Другими словами, мои шансы возросли. Так что у всего есть свои положительные стороны.
Я смотрю на Пигрита и невольно вспоминаю, как это – быть в объятиях Бреншоу, тесно-тесно, кожа к коже, быть соединенной с ним общим дыханием. Одно воспоминание об этом вызывает во мне внутренний трепет. Теперь я могу понять, почему Пигрита так влечет к такой сильной и сногсшибательно красивой девушке, как Карилья.
Я отклоняюсь назад и смотрю, не видно ли тетю Милдред. Она на кухне, готовит ужин и гремит кастрюлями. Нас с Пигритом она не потревожит.
– Пигрит, – говорю я, – ты выдумываешь.
Он кивает с готовностью.
– Да, я знаю. Я понимаю. Но всё так, как есть. Что я могу тут поделать?
– Понятия не имею. Я тут не советчик.
Он снова кивает, вздыхает. А потом наступает момент тишины, один из таких моментов, когда чувствуешь, что сейчас лучше помолчать. Один из тех моментов, в которые происходит что-то важное.
– Знаешь, что удивительно? – говорит наконец Пигрит, но говорит это так, что я не уверена, со мной он разговаривает или с самим собой. – Когда я услышал про Карилью и Бреншоу, я… ну, скажем, одну десятую юнита верил в то, что у меня с ней что-то может получиться. В смысле, по-настоящему.
Я смотрю на него, изменившись в лице.
– И знаешь что? – продолжает он. – Я испугался.
– Испугался?
– Да. – Он в задумчивости потирает грудь. – И вот с тех пор мне кажется, что, может, я и правда выдумываю.
Я киваю.
– Вот и я говорю. Карилья никогда в жизни не…
– Да понятно, – перебивает он меня. – Я не об этом. Не потому ли я в нее влюбился, что она недоступна?
Я морщу лоб.
– Это как?
– Ну, чем больше я себя убеждаю, что она единственная и неповторимая, что или она, или никто – а на деле это означает никто, – тем дольше я благополучно уклоняюсь от темы. Понимаешь?
– От какой темы?
Он всплескивает руками.
– Ну какая это может быть тема? Любовь. Поцелуи. Держаться за ручки. Что-то большее. Вот это вот всё.
– Ах, вот ты о чем. – Я никогда не думала об этом в таком ключе. Но вообще, очень может быть, что он не так уж и неправ. Разве со мной не то же самое происходит? Я то и дело мечтаю о том, чтобы и у меня был парень, лучше бы, конечно, сразу большая и чистая любовь, – но в то же время сама мысль об этом кажется мне дикой.
Пигрит выпрямляется, шевелит плечами, как будто ему нужно стряхнуть с себя что-то.
– Ну да. Но тут я, конечно, зря волнуюсь, прямо скажем.
Я откашливаюсь.
– Ну я не знаю.
– В смысле?
– Может быть, тебе стоило бы как-нибудь заглянуть в аптеку. Ну, пока каникулы.
– В какую аптеку? – Пигрит не сразу понимает, к чему я клоню, но, догадавшись, широко раскрывает глаза. – Сюзанна?
Я киваю.
Он снова начинает тереть грудь.
– Ну ты же не всерьез…
Я откидываюсь назад, но не могу сдержать улыбку.
– Без комментариев, – заявляю я.
– Хм.
Я вижу, как загораются его глаза, и только тут мне приходит в голову, что у Сюзанны и Карильи есть некоторое внешнее сходство: большая грудь, светлые волосы… С той только разницей, что Сюзанна милая, а Карилья – редкостная тварь.
Какое-то время мы оба молчим. Довольно продолжительное время. С любым другим человеком это было бы некомфортно, но только не с Пигритом. Я наблюдаю за ним и представляю себе, как в один прекрасный день мы будем древними стариками, но всё еще друзьями. И сейчас мне хочется этого больше всего на свете.
Теперь-то мне, конечно, не удается избежать медицинского осмотра. В среду за мной приезжает полицейская машина и везет меня в сихэвэнскую больницу. Там помимо доктора Уолша меня ждет доктор Мухарра, она главврач клиники, а также ученая-биолог, специалистка по морской фауне из Куктауна, фамилию которой я не смогла запомнить, и эксперт по генной инженерии из Совета зоны, фамилию которого я не захотела запоминать. Тем более что это какая-то ничего не говорящая фамилия типа Миллер или Мейерс.
Четыре врача начинают меня тщательно изучать: они исследуют, измеряют и фотографируют мои глаза, уши, кожу, просвечивают меня с головы до ног, делают рентгеновские снимки, часами держат меня в томографе. Они берут у меня кровь и лимфу, анализируют мое дыхание, интересуются моими мочой и потом. Подключают меня ко всевозможным измерительным приборам, с которыми я должна нырять в расположенный в подвале больничный бассейн, пока они на своих мониторах отслеживают показатели и кривые и смотрят, что происходит, когда я дышу под водой.
