Я беспомощно киваю.
– Можно и так сказать.
Он поднимает голову и заглядывает мимо меня внутрь дома.
– О, я помешал? У вас гости. Я могу в другой раз…
– Всё в порядке, – быстро отвечаю я. Не хочу, чтобы он приходил в другой раз. Я бы с ума сошла в ожидании. – Никаких проблем.
– Я подумал, – предлагает он, – может, мы могли бы немножко пройтись и поговорить. Если ты захочешь…
– Да, – сразу же соглашаюсь я. Захочу. Очень даже захочу. Понятия не имею почему.
Мне удается оторвать взгляд от него, и я вижу, что он приехал на свишере. Свишер стоит включенный у обочины, это видно по тому, как слегка покачивается рулевая колонка, пока само устройство незаметно перекатывается туда-сюда, чтобы сохранять равновесие. Мне приходит в голову шальная мысль предложить ему поехать на нем куда-нибудь подальше отсюда. Стоит мне представить то, как я встаю к нему на свишер и его руки обхватывают меня, а я снова чувствую его сильное тело, как у меня начинает кружиться голова.
Но вместо этого я говорю:
– Мне только нужно быстро сказать, что отлучусь.
– Хорошо, – кивает он.
Я оставляю его на пороге, прикрываю дверь. Тетя Милдред как раз идет в кухню за кофе. Я быстро объясняю ей, что происходит: перед дверью стоит Бреншоу и хочет немного пройтись и поговорить со мной.
Она распахивает глаза от удивления.
– Да, давай, конечно, – торопливо говорит она. – Может, всё еще обойдется, если родители Бреншоу замолвят за нас словечко.
– Скажи, пожалуйста, ты об этом остальным, – прошу я, потому что я не хочу, чтобы Пигрит и его отец ушли, и в особенности не хочу, чтобы они ушли из-за этого. – Пусть они еще посидят. Я вернусь как можно быстрее.
– Да-да, – кивает тетя Милдред и хватается за планшет – ее верный помощник, когда нужно как-то изъясняться. – Ты иди. Я всё сделаю.
Она исчезает в гостиной с кофейником и планшетом, а я быстренько засовываю ноги в ботинки и выскакиваю за дверь. Бреншоу по-прежнему стоит на пороге, он мимолетно улыбается при моем появлении, и на какое-то мгновение у меня возникает чувство, что я делаю что-то неправильное. Но я задвигаю это чувство в дальний угол и говорю:
– Ну что? Пойдем?
Три шага вниз по деревянным ступенькам, четыре шага до тротуара. Бреншоу и я. Между нами всего каких-то десять сантиметров воздуха. Краем глаза я замечаю, как на паре окон слегка колыхнулись занавески. Любопытные соседи, которым интересно, что тут происходит.
Я тоже задаю себе этот вопрос. В какой-то момент начинаю чувствовать себя так, как будто бы на мне снова красное платье. Вместо невзрачных, поношенных вещей, которые на самом деле на мне.
Я вспоминаю о моем коронном выходе. Это было неделю назад. Невероятно.
– Мне, наверно, лучше выключить свишер, – говорит Бреншоу. – А то батарейка сядет.
– Да, конечно, – отвечаю я, и этот ответ кажется мне самым скучным ответом на свете, но что-то же надо было сказать.
Я наблюдаю за ним. У Бреншоу свишер одной из тех моделей, которые не нужно ни к чему прислонять, у него снизу выезжают две опоры. Так что через пару секунд всё готово.
И вот мы идем. И молчим. Шаг за шагом, ни один из нас не произносит ни слова.
Я бы и рада что-то сказать, но у меня в голове полнейшая пустота. А потом наконец Бреншоу произносит:
– Я действительно уже решил, что всё кончено.
В первое мгновение я думаю, что это он о своих отношениях с Карильей, и удивляюсь, зачем он это рассказывает и чего он, собственно, хочет. Но потом Бреншоу продолжает:
– В смысле, тогда под водой. Ну, что значит «решил»?.. «Решил» – неудачное слово. «Паника» подходит больше. Ну, то есть время от времени ты, конечно, прикидываешь, что будешь делать, если что-то пойдет не так, но в реально серьезной ситуации это тебе не особо поможет…
Я киваю и испытываю странное облегчение, хотя не уверена, что правильно определяю это чувство и его природу.
– Я понимаю.
– Вот только… что потом произойдет такое… этого я, конечно, не ожидал. – Снова этот любопытный взгляд искоса, от которого меня бросает то в жар, то в холод. – Можно спросить тебя кое о чем?
Я сглатываю.
– Конечно.
– Ты согласилась бы пойти со мной на новогодний бал?
Ого! Наверно, как-то так себя чувствует человек, в которого швыряют здоровый мешок с песком. Я ожидала всего чего угодно, в первую очередь вопросов о моих медицинских особенностях… но не такого.
Новогодний бал? Я? С… Бреншоу?
Новогодний бал – это ежегодная кульминация общественной жизни Сихэвэна. Все именитые и статусные жители города собираются вечером 31 декабря в клубе Принцессы Шарлотты, чтобы отпраздновать наступление Нового года. И само собой, я еще никогда в жизни не была на этом балу. Мне даже никогда не приходила в голову такая мысль, потому что тот, кто живет в Поселке и у кого нет ни имени, ни статуса, далек от этого приблизительно как Южный полюс от Северного.
Но я, конечно же, о нем слышала. От этого никуда не денешься, ведь всё, что происходит на этом балу, становится темой для разговоров номер один на несколько первых недель наступившего года. Поэтому я знаю, что праздник в течение ночи регулярно перемещается на улицу под теплое, усыпанное звездами ночное небо, на ночной городской пляж, что пьют, пока в баре не иссякнут запасы, что не проходит ни одного бала, чтобы потом не ходили сплетни об изменах, приключившихся на балу, чаще всего как раз на этом самом ночном пляже.
– Э-э-э… на новогодний бал? – повторяю я растерянно.
– У нас с Карильей всё кончено, – быстро вставляет Бреншоу. – Я думаю, ты уже слышала.
– Да, – тихо отвечаю я. – Слышала.
По всем законам логики я должна сейчас быть самой счастливой девушкой Сихэвэна. Вместо этого я чувствую себя так, словно меня окатили ледяной водой.
Что это еще такое? Я внимательно смотрю на него. Его физическая привлекательность никуда не делась, но теперь мне в ней видится ловушка.
– Джон, – медленно произношу я, – ты тогда просто ушел вместе со всеми. Вы столкнули меня в бассейн для рыб, я пошла ко дну, а вы просто бросили меня на произвол судьбы. Все. Ты тоже.
Он с трудом сглатывает, не поднимая на меня глаз, и удрученно кивает.
– Да. К сожалению, всё так.
– Почему ты так поступил?
– Я… – Он беспомощно пожимает плечами. – Я как-то в тот момент поверил словам Карильи. Ну, что в Сихэвэне нет ни одного человека, кто не умел бы плавать. И что ты притворяешься.
– Ну да. – Это может быть правдой – или нет, не знаю. Но точно знаю одно: Бреншоу до сих пор произнес кучу слов, но так и не сказал одного – что он просит прощения. Или что ему жаль. Что ему хотя бы теперь жаль, что так вышло. Впрочем, на меня это действует отрезвляюще.
