Я бы тоже хотела игнорировать ее, но у меня почему-то не получается. Постоянно поглядываю в ту сторону: как она там сидит, принцесса, окруженная фрейлинами, которые борются за право называться ее лучшей подругой и постоянно пытаются превзойти друг друга в модной экстравагантности. Ни одна из них не носит ткани, которые ценятся при неотрадиционализме, – хлопок, шелк, лен и тому подобные. Ни одна из них не ограничивается платьями до колен, скромными брюками, футболками или блузками. Нет, они как можно чаще ездят в какую-нибудь из метрополий и щеголяют в самых кричащих и невероятных тряпках, какие только можно найти в свободных зонах: ярко-желтые полосатые платья, рубашки из перьев, жилетки из молочной пенки, электропояса, кристаллические шали, люминесцентные отложные воротнички длиной до середины бедра, анимированные футболки, плащи из гибкого дерева и черт знает что еще. Банде Карильи мы обязаны тем, что предписания по дресс-коду в нашей школе стали уже значительно объемнее всех остальных правил, вместе взятых.
Я сразу же замечаю, когда Бреншоу отделяется от группы и идет прямиком ко мне. Не такая уж я невидимка, получается. И деваться мне некуда. Я стою в самом дальнем углу, между стеной пляжа и сараем для хранения инвентаря, отсюда не выберешься.
Чего ему от меня надо? Он будет мне угрожать? Я проглатываю последний кусок бутерброда, делаю глубокий вдох и стараюсь сделать так, чтобы по мне было незаметно, в каком я смятении. Новые пластыри у меня на груди вдруг начинают щипать, уж не знаю почему.
Вот он оказывается передо мной, смотрит на меня сверху вниз и произносит:
– Привет, Саха.
Я бы с удовольствием ему что-нибудь ответила, что-нибудь такое, что дало бы понять: его появление меня ничуть не впечатлило, но не могу произнести ни слова. Потому что на самом деле его появление меня всё-таки впечатлило. И довольно сильно. Поэтому я просто киваю. И смотрю на него. Он не просто высокий и стройный, он чертовски хорош собой. Его мать наполовину кореянка, поэтому у него миндалевидные глаза, что придает взгляду некоторую загадочность и делает Бреншоу еще более привлекательным. Его слегка вьющиеся темно-золотистые волосы идеально подстрижены. Все девочки школы втайне мечтают о нем. Возможно, некоторые из них сейчас смотрят в мою сторону и готовы лопнуть от зависти, потому что Бреншоу, красавчик Бреншоу сейчас во все глаза смотрит на меня.
Он откашливается.
– Эта история вчера… это было недоразумение, понимаешь? – объясняет он. Бреншоу вроде как мнется в нерешительности. Или это я себе воображаю? – Ты должна это понять. Карилья здесь родилась и выросла, она просто не могла себе представить, что человек, живущий в Сихэвэне, может не уметь плавать. Иначе она бы по-другому отреагировала.
Ах вот оно что. Он пытается защитить свою бедную, неправильно понятую Карилью. Так значит, она просто такого и представить себе не могла, ага-ага. А как насчет остальных? Они все тоже не могли такого представить? Или все делают только то, что хочет Карилья? Я по-прежнему не могу выдавить из себя ни слова. Как насчет моей справки? Все знают, что я освобождена от уроков плавания по медицинским соображениям. Карилья, наверно, считала, что это такая уловка, чтобы не ходить в школу три урока в неделю? Это на нее похоже, да. И тут я понимаю, что́ самое гнусное в этих попытках Бреншоу оправдаться: он так и не сказал, что сожалеет о случившемся!
– Это не мне решать, – говорю я. – Теперь решение за директрисой.
Он не сводит с меня взгляда.
– Я просто хотел тебе это сказать.
Я чувствую, как во мне всё закипает от гнева. Он бы совсем по-другому заговорил, если бы сам оказался в таком положении.
Чего, конечно же, никогда не случится. Джон Бреншоу – лучший ныряльщик из всех когда-либо учившихся в школе Сихэвэна. Если он как следует наполнит свои легкие, он может провести под водой невероятно долго, целых шесть минут. А вынырнув, будет выглядеть так, будто не очень-то и напрягался. Понятное дело, что такие, как он, и представить себе не могут, каково это – бояться воды.
– Я просто хотел тебе это сказать.
Смерив его ледяным взглядом, я не менее холодно бросаю:
– Ну вот ты и сказал.
Он выглядит слегка обескураженно, ну хорошо хоть так. После секундного раздумья произносит: «Ну вот». Потом разворачивается и уходит.
К сожалению, этот день еще не закончился: после обеда у меня танцевальный кружок. Поэтому я всегда ем в столовой. Обычно это приятный момент, но сегодня я только и надеюсь, что мне дадут спокойно поесть.
Тема моря в школе сопровождает нас постоянно. Классы названы в честь разных видов рыб. Много стен, выкрашенных в синий, на которых нарисованы водоросли, кораллы и всякая морская живность. С первого класса проводятся курсы по нырянию. Медали, полученные учениками на соревнованиях по нырянию, висят на стенах в классах и хранятся как реликвии. А с третьего класса средней школы нас начинают запихивать на курсы, которые по сути своей являются обучением профессии механиков и инженеров подводных лодок. Своим процветанием Сихэвэн обязан морю, подводным рудникам на шельфе и метановым электростанциям у границы материкового склона.
Так что нет ничего удивительного в том, что речь постоянно заходит о море. Но в столовой всё это доведено до абсурда. То, что синие стены здесь украшены сценами из подводной жизни, – это только начало. Потолок стеклянный, на нем небольшой слой воды, которую постоянно гоняет ветер: это заставляет солнечные лучи плясать по полу и стенам, как будто мы находимся на дне бассейна. У стен всюду стоят аквариумы, настенные лампы сделаны в форме медуз, а колонны, подпирающие стеклянную крышу, обшиты чем-то, что делает их похожими на кусок кораллового рифа. Но: каждый день готовят из рыбы. Поэтому я так люблю обедать в столовой. И даже немного жалею о том, что позволить себе это могу только один, максимум два раза в неделю.
Сегодня дают лосося, правда, в очень остром индийском соусе, который мне не нравится. Но альтернатива лососю – склеившиеся спагетти в розоватом соусе с тофу. Меня мутит от одного их вида, так что выбор очевиден.
Я всегда сижу за маленьким двухместным столиком, за который обычно никто не садится, задвинутым в довольно непривлекательный угол. Только я устроилась поуютнее и занялась вылавливанием из соуса перчиков чили, как на меня легла чья-то тень. Я поднимаю глаза. Это Пигрит, он стоит передо мной со своим подносом. Он показывает на место напротив меня и спрашивает:
– Не занято?
– Ну конечно нет, – отвечаю я ошарашенно. Я просто не успеваю придумать никакой отговорки, чтобы избавиться от его компании. Он садится напротив, и на этом можно попрощаться с мечтой о том, чтобы поесть в спокойствии и уюте.
Он тоже взял лосося.
– Это мое любимое блюдо, – объясняет он, явно предвкушая удовольствие.
– Да, лосось вполне сносный, – нехотя соглашаюсь я, с трудом сдерживая злость. Ну вот что это? Он теперь считает, что у него есть право на мое внимание? Только потому, что защищал меня перед директрисой?
