Хэсина пошатнулась, и Акира подхватил ее, удержав за плечи.
…у молодого человека было лицо ее отца.
Оно было круглее, и черты казались не такими острыми, но сомнений не оставалось: юноша отличался от отца Хэсины только возрастом.
Хэсина дрожала, опершись на руки Акиры.
– Скажи мне, что мы видим одно и то же.
– Определенно.
Она обернулась и поглядела на него.
– Ты с самого начала подозревал нечто подобное, да?
Пальцы Акиры на ее плечах разжались.
– Когда ты понял?
На секунду Хэсине показалось, что он вот-вот ее отпустит. Она обрадовалась, когда он этого не сделал: пока она ощущала вес его рук, ее мысли не могли разлететься по сторонам.
– Когда выяснил, что газ во флаконе – смесь пятидесяти ядов, – наконец произнес он. – Некоторые из них образуются в разломах на дне Баолиньского моря. Что касается других… Я никогда не сталкивался с ними, только читал об их свойствах в учебниках. То же самое я могу сказать и об этой смеси. Это что-то вроде мифа. Такой яд нужен для того, чтобы убить легенду.
– Убить легенду? Какую легенду?
Акира медленно вдохнул.
– С помощью него можно убить бессмертного.
Бессмертного… бессмертного? Он говорил о бессмертных мудрецах? Если да, то Хэсина сама все про них знала. Они были детской сказкой. Историей, с помощью которой преподаватели пытались заставить своих учеников работать усерднее. Их не существовало – так же, как огромных журавлей, лунных замков и светил, сжигавших дочерей. В ее голове крутилась тысяча бесполезных мыслей, но, стоило Акире заговорить, все они тут же замерли.
– Я бы мог предположить… – Хэсина взяла в руки подол его мантии, и Акира осекся, опустив взгляд. Она не разжала пальцев и придвинулась к нему, не заботясь о том, что он подумает. Крохотное пространство между ними наполнилось паром от их дыхания.
– Расскажи мне. – Она хотела приказать ему. Но вместо этого в ее словах прозвучала мольба.
Акира вдохнул еще раз – теперь уже не так медленно и спокойно. Внезапно ей показалось, что их разделяет горное ущелье. Она стояла на одной стороне, а он – на другой. Его голос звучал едва различимо, словно доносился издалека.
– Я бы мог предположить, что, хоть яду и не удалось вызвать смерть, он разрушил иллюзию, которую навели пророки. Это объяснило бы перемены в его внешности. Видимо, он перестал стареть в тот момент, когда стал бессмертным. Похоже, что сейчас мы видим его истинное лицо…
Не удалось вызвать смерть… стал бессмертным… истинное лицо…
Не удалось вызвать смерть…
Не удалось вызвать смерть…
Пальцы Хэсины разжались.
Она опустилась на колени рядом с гробом, чувствуя, как юбки промокают от выступившей на земле влаги, и прижалась щекой к груди отца.
У нее стучало в висках. В ее горле пульсировала жилка. Но биение, которое она слышала, доносилось не из ее тела.
Ту-дум.
Ту-дум.
Ту-дум.
Девятнадцать
Выдумывая истории о том, что невозможно увидеть или потрогать, мы просто-напросто обманываем себя.
ПЕРВЫЙ из ОДИННАДЦАТИ о суевериях
Вы приятно проведете время, но ничему не научитесь.
ВТОРОЙ из ОДИННАДЦАТИ о суевериях
«Отец?»
Стрекоза садится ему на нос, но он не шевелится. Проходит несколько секунд, и мимо проносится сорока. Белые капли помета падают в опасной близости от его головы.
Она смеется и бредет по цветущему саду.
«Даже птицы говорят тебе, что пора просыпаться!»
Лето подходит к концу. Пышно цветут ирисы. Их острые листья цепляются за одну из юбок ее рюцюня. Она высвобождает подол и наклоняется над отцом, сложив руки на груди.
«А сейчас ты просто притворяешься».
Ее отец хорошо умеет притворяться. Они провели не один час возле его сундука, примеряя разные костюмы. Она видела, как прямо у нее на глазах он превращается то в каменщика, то в купца, то в посыльного. Пусть на самом деле он король, он способен играть разные роли.
Театрально вздохнув, она нагибается и срывает ирис.
«Проснись и понюхай цветы».
Она щекочет его под носом. Проводит стебельком по щеке. Он не просыпается. Солнце продолжает светить. Оно обжигает ей спину. Его лучи отражаются в изумрудных водах пруда. Все вокруг сияет яркими цветами.
«Отец?»
Проснись.
Пожалуйста, проснись.
* * *
Они пытались его разбудить.
Точнее, его пытался разбудить Акира. Он склонился над телом короля, нажимая на важнейшие энергетические точки. Хэсина сидела, словно изваяние. Она чувствовала себя так, будто кто-то покопался в ее внутренностях и перепутал их местами. Одна ее половина пожертвовала бы целым миром, лишь бы снова услышать голос отца. Вторая ее половина не могла принять отца, который выглядел немногим старше ее самой.
Что было лучше, а что хуже? Хэсина не знала. Когда им не удалось разбудить его, прошлое снова стало настоящим, но теперь она не чувствовала печали. Она не пыталась убедить себя, что все это неправда. Как она могла отрицать то, что отрицали сами законы природы? Если она что-то и ощущала, то только злость.
Зачем ее заставили проходить через этот кошмар еще раз?
Хэсина неуверенно поднялась на ноги, и кровь прилила к ее голове. Отец не умер, но в то же время он не был жив. Он не мог ее утешить. Не мог объяснить, почему его сердце, остановившееся несколько месяцев назад, снова начало биться. Со всем этим ей нужно было справиться самой.
Не думая о том, что делает, она снова подошла к гробу. «Осмотри тело, Хэсина», – приказала она себе – и начала его осматривать. Резкими, прерывистыми движениями она проверила одежду отца. Внезапно ей в голову пришла идея, и она приподняла шелковую ткань, прикрывавшую его живот.
Оставшийся после вскрытия шрам исчез. Швы были на месте, но кожа оказалась гладкой и однотонной. Создавалось впечатление, что живот короля никогда не разрезали.
У Хэсины начало темнеть в глазах. Мрак разрастался перед ее взглядом, словно мох.
Лицо, не тронутое возрастом. Тело, избежавшее тлена. Шрам, исчезнувший без следа. Была ли между словами бессмертие и кощунство хоть какая-то разница?
«Встань, Хэсина», – приказала она себе – и встала, чувствуя, как дрожат колени. Через несколько секунд Акира последовал ее примеру.
«Говори, Хэсина».
– Существует ли… – начала она голосом, тонким, словно струйка дыма. – Существует ли противоядие?
