– Человеческая память недолговечна. История идет по кругу. Роли меняются. Страдальцы приходят к власти и заставляют страдать своих угнетателей. Такова природа человека.
– Но это же ужасно. – Ужасно быть пророком. Ужасно быть обычным человеком. Все было ужасно, с какой бы стороны Хэсина на это ни смотрела.
– Дуралей! – донесся с другого конца пещеры голос Лилиан. – Хватит вещать с умным видом, мне нужна твоя помощь! Тут, по-моему, у одного мужчины запястье сломано.
– Извините, миледи. – Цайянь пошел помогать Лилиан, оставив Хэсину перед выбором. Она тоже хотела помочь, но происшествие под мостом слишком ее потрясло. Как она может сделать хоть что-нибудь, если она представляет собой все, чего так боятся пророки?
Как бы поступил на ее месте отец?
Все просто. Он был бы собой. Обаятельным и при этом практичным. Старики видели в нем сына; взрослые мужчины и женщины относились к нему как к брату. Дети бегали за ним, умоляя покатать их на плечах, и он всегда соглашался. Иногда он даже брал двоих детей и сажал их на оба плеча, как когда-то Санцзиня и Хэсину. Он относился ко всем как к родным. Он делился с ними теми же истинами. Рассказывал им ту же ложь.
Руки Хэсины сжались в кулаки. Он мог не говорить людям о своем бессмертии. Но он должен был рассказать ей. Она была его дочерью. Он дал ей имя и воспитал ее. Она заслуживала его честности в большей степени, чем, например, маленькая девочка, тянувшая ее за рукав.
– Когда нам можно вернуться домой? – спросила девочка. Ее волосы были с любовью зачесаны в три хвостика – на удачу. На ее теплом плаще с розовыми тканевыми пуговицами висела нефритовая мандала.
– Айлинь! – к ним подбежала женщина и схватила девочку на руки, закрывая ее от Хэсины. – Д-дянься.
Хэсина должна была поговорить с этой женщиной, успокоить ее, сказать, что она ни за что не обидела бы ребенка. Но невинный вопрос девочки поймал королеву Яня в сеть и заставил ее вдохнуть ледяной воздух реальности, которую она сама создала.
Когда нам можно вернуться домой?
Она молча прошла мимо матери с ребенком. Прошла мимо компании паромщиков, не обращая внимания на их настороженные взгляды.
Смогут ли эти люди когда-нибудь вернуться к своим обычным жизням?
Заметят ли горожане их отсутствие? Догадаются ли, что пропавший продавец булочек маньтоу или носильщик паланкина на самом деле пророки? Возможно, они выжили благодаря Хэсине. Может быть, из-за нее им придется провести всю жизнь в бегах.
Вокруг нее звучали разные голоса и велись разные разговоры, но все они на самом деле задавали один и тот же вопрос.
Когда нам можно вернуться домой?
Хэсина попятилась к стене, потом повернула в первый попавшийся тоннель. Голоса постепенно затихли, но она шла вперед, шлепая по лужам просочившейся сверху дождевой воды. Она остановилась лишь в тот момент, когда уперлась в стену, аккуратно выложенную из камней.
Кто закрыл этот проход? И почему? Что лежало по другую сторону?
Она замерла. Пещера находилась примерно под восточной частью рыночного квартала. Хэсина отошла от нее на порядочное расстояние. Вероятно, сейчас она находилась недалеко от городской стены.
Над ее головой послышался звук гонга. Его заглушала толща земли, но воздух вокруг Хэсины вибрировал так, словно восточная башня, где висел гонг, была прямо над ее головой.
В гонг пробили четыре раза.
Возможно ли… что по этому тоннелю можно было дойти до самой городской стены?
Неужели Одиннадцать пробрались в город этим путем?
Не может такого быть. Одиннадцать были героями. Они не могли положить конец старой эпохе, пробравшись во дворец по подземным тоннелям, словно черви. Нет, эти проходы были тайной, о которой знали только они с отцом. Они собирали ее, словно мозаику, чтобы отдохнуть от правления и уроков.
Если, конечно, тайна, которую они бережно хранили, не была очередной ложью.
Хэсина съежилась, отступив от холодной, мокрой стены, но от этого боль в ее сердце стала только острее.
Я скучаю по тебе. Скучаю, даже если ты весь состоял изо лжи. Я ненавижу правду о тебе.
Я ненавижу тебя.
– Я ненавижу тебя, – прошептала она. А потом повернулась и закричала в разверзнутую пасть тоннеля: – Ненавижу тебя!
Ее слова эхом разнеслись по проходу.
Она побежала. Как в тот день, когда нашла тело отца в саду. Она бежала так, как будто верила, что ужас не сможет ее догнать. Тогда земля под ее ногами была мягкой и нежной. Она ощущала сладкий летний аромат, но на глазах у нее были слезы, а в душе – надежда на то, что все это окажется неправдой.
Сейчас ее переполняла злость, и она изо всех сил впечатывала шаги в твердую землю. Хэсина пронеслась мимо поворота, который вел к пещере, потом, не глядя под ноги, взобралась на пролет ступенек, не раз споткнувшись, но так и не упав. Проход стал у́же. Она шла дальше, хотя ее плечи уже скреблись о каменные стены.
Внезапно узкий, словно бутылочное горлышко, коридор начал расширяться, и Хэсина выбралась в широкое, открытое пространство. Хватая воздух ртом, она осмотрелась по сторонам, пытаясь понять, где находится.
Она оказалась в еще одной пещере. Ее тоже озаряли факелы, пламя которых не мерцало и не плясало, несмотря на влажность. Из-за щелочной воды и меди, содержавшейся в земле, воздух казался спертым – но Хэсина чувствовала запах чего-то еще.
Он был резким, явно не естественного происхождения. Сосново-острый, с ноткой карамельных леденцов.
Лак. Это место насквозь пропахло лаком и киноварью. Хэсине сразу вспомнился тронный зал с его черной лакированной платформой и рубиново-красными колоннами. Осторожно пройдя через пещеру, она остановилась у дальней стены и приложила к ней ладони. Камень был холодным и полированным.
Мыльный камень. Он занимал едва ли не всю стену и казался идеально гладким, если не считать шва, где одна панель соединялась с другой, а потом с другой, и с другой, и с другой, и с другой, и с другой, и с другой, и с другой, и с другой, и с другой – и с другой.
Хэсина отдернула руки и прерывисто вздохнула.
Двенадцать панелей.
Во всем дворце существовал лишь один экран из двенадцати панелей – тот, что возвышался за троном. Это означало…
Она сделала шаг назад.
…что эта пещера пахла, как тронный зал, потому что тронный зал находился прямо за стеной.
Хэсина беспрепятственно вошла в Восточный дворец. Точно так же в него мог попасть любой другой человек. Ее сердце заколотилось от изумления и страха, и, когда пламя факела внезапно затрепетало, она резко обернулась, не сомневаясь, что кто-то подкрался к ней сзади. Там никого не было. Почему-то это ее не успокоило.
