– У меня тоже.
Я уселась в кожаное кресло возле дивана. Стильное – в форме куба, заключенного в блестящую хромированную раму, – оно оказалось неудобным.
– Это, наверное, плохо?
Он покачал головой:
– Для того чтобы определить, подходит тебе человек или нет, много времени не нужно. А если нужно, то значит, ты либо тупой, либо слепой.
– Или встречаешься с броненосцем.
Гейдж с недоумением глянул на меня:
– Простите?
– Я хочу сказать, с тем, кого трудно раскусить с первого раза. С замкнутым и закованным в крепкую броню.
– И таким же страшным?
– Броненосцы не страшные, – рассмеялась я.
– Они – пуленепробиваемые ящерицы.
– По-моему, вы – броненосец.
– Я не замкнутый.
– Но в крепкой броне.
Гейдж задумался над моими словами. И через какое-то время коротко кивнул, признал-таки мою правоту.
– За пару консультаций у психоаналитика, где я узнал, что такое «проекция», рискну утверждать, что вы тоже броненосец.
– Что значит проекция?
– Это значит, что вы переносите присущие вам качества на меня.
– Боже мой, – ахнула я, поднося к губам бокал. – Неудивительно, что ваши романы с женщинами были коротки.
От его медленной улыбки у меня руки покрылись мурашками.
– Расскажите, почему вы расстались со своим последним бойфрендом.
Видно, моя броня была вовсе не такой крепкой, как мне хотелось бы, потому что в голове у меня тут же оформилась правда – мой бывший бойфренд был шестьдесят восемь, – но сообщать об этом Гейджу я, само собой, не собиралась. Щеки у меня запылали. Когда краснеешь, самое скверное в том, что чем больше пытаешься не краснеть, тем больше смущаешься. И вот я сидела перед Гейджем, красная как рак, силясь придумать, как бы ответить ему, чтобы это выглядело как можно более небрежно.
А Гейдж, черт его побери, казалось, заглядывал мне в самое сердце и читал мои мысли.
– Интересно, – тихо произнес он.
Сделав недовольное лицо, я поднялась и повела в его сторону рукой с бокалом:
– Допивайте воду.
– Слушаюсь, мэм.
Я прибралась в кухне, навела там порядок и все это время мечтала, чтобы он переключил телевизор на другую программу с каким-нибудь шоу. Но он продолжал следить за тем, как я брызгаю «Уиндексом» кухонные стойки, словно мои движения его зачаровывали.
– А кстати, – заметил он как бы между прочим, – я ведь понял, что вы не спите с моим отцом.
– Тем лучше для вас, – отозвалась я. – И что же помогло вам сделать такой вывод?
– То обстоятельство, что я должен приезжать к нему по утрам помогать мыться. Были бы вы его любовницей, вы бы сами ему помогали.
Клецки были готовы. Не найдя половника, я воспользовалась мерной ложкой, чтобы разлить суп в квадратные миски. Выглядело это странновато – сваренная целиком курица с клецками в ультрасовременной посуде. Но пахло просто божественно, и я поняла, что это одна из самых удачных моих попыток. Решив, что Гейдж скорее всего слишком слаб, чтобы сидеть за столом, я поставила миску перед ним на кофейный столик из фацетированного стекла.
– Вам, верно, обременительно приезжать к отцу каждое утро? – спросила я. – Вы тем не менее никогда не жалуетесь.
– Моя боль пустяки по сравнению с папиной, – ответил он. – Кроме того, я это рассматриваю как свой долг перед ним. Он со мной здорово намучился, когда я был помоложе.
– О, в чем в чем, а в этом-то я не сомневаюсь. – Я, как восьмилетнему ребенку, заткнула ему за ворот футболки кухонное полотенце. Мое прикосновение было совершенно случайным, но когда мои пальцы слегка задели его, я ощутила, как у меня где-то в животе, словно светлячки, запульсировали горячие искорки. Я вручила ему ложку, до середины наполненную тарелку и предупредила:
– Смотрите не обожгитесь.
Он зачерпнул ложкой дымящиеся клецки и осторожно подул на них.
– Вы тоже никогда не жалуетесь, – заметил он. – На то, что вам приходится быть матерью младшей сестре. Можно догадаться, что именно из-за нее по крайней мере несколько ваших романов оказались непродолжительными.
– Да. – Я тоже взяла себе миску с супом. – Но это даже хорошо. Не пришлось терять время попусту бог знает на кого. Если парень боится ответственности, он нам не годится.
– Зато вы никогда не знали, каково это – быть свободной и не связанной детьми.
– Я никогда не жалела об этом.
– Вот как?
– Правда. Каррингтон... она самое лучшее, что есть в моей жизни.
Я могла бы говорить об этом еще и еще, но тут Гейдж съел ложку клецек и прикрыл глаза с выражением не то боли, не то восторга.
– Что такое? – спросила я. – Все нормально?
Он заработал ложкой.
– Я смогу жить, – сказал он, – только если съем еще одну тарелку этого супа.
Две порции курицы с клецками, судя по всему, вернули Гейджа к жизни, и на его покрытом восковой бледностью лице проступил румянец.
– Боже мой, – проговорил он, – просто изумительно. Вы и представить себе не можете, насколько мне стало лучше.
– Не форсируйте события. Вам нужно отлежаться как следует. – Я сложила посуду в посудомоечную машину и перелила остатки супа в контейнер для холодильника.
– Мне бы еще такого супа, – сказал он. – Несколько галлонов в морозилку про запас.
Мне хотелось ответить, что я рада буду сварить ему суп в любое время за один бокал нейтрального белого вина. Но это прозвучало бы слишком уж двусмысленно, а я этого и в мыслях не держала. Теперь вид у Гейджа был уже не такой безжизненный и апатичный, и я поняла, что он скоро встанет на ноги. Гарантии, что наше перемирие сохранится, не было. А потому я ответила неопределенной улыбкой.
– Уже поздно. Мне пора.
Гейдж нахмурился:
– Полночь на дворе. Одной на улице в такое время небезопасно. В Хьюстоне уж точно. Тем более в этом ржавом ведре, на котором вы ездите.
– Моя машина отлично работает.
– Оставайтесь. Здесь есть еше одна спальня.
У меня вырвался удивленный смешок.
– Вы что, шутите?
Гейдж смотрел на меня с явным раздражением.
– Я не шучу.
– Спасибо вам за беспокойство, но я ездила на своем ржавом ведре по Хьюстону много раз и в гораздо более позднее время, чем сейчас. Кроме того, у меня есть сотовый телефон. – Приблизившись, я пощупала его лоб. Он был прохладным и слегка влажным. – Ну вот, температуры больше нет, – удовлетворенно констатировала я. – Пора снова пить тайленол. Лучше принять его, чтоб уж наверняка. – Он предпринял попытку встать с дивана, но я махнула рукой, останавливая его. – Лежите, лежите, – сказала я. – Не надо меня провожать.
