Посреди всего этого хаоса стояла полная маленькая женщина с начесом-муравейником идеальной формы. Волосы были выкрашены в какой-то красноватый цвет, аналогов которого я никогда не встречала в природе. Лицо женщины покрывала сетка мелких и глубоких морщин, которые находились в постоянном движении, подстраиваясь под ее оживленную мимику. Взгляд был живой и настороженный, как у ястреба. Мисс Марва, может, и была старой, но уж неповоротливой ее точно не назовешь.
– Харди Кейтс, – проскрежетала она огрубевшим от никотина голосом, – я ждала, что ты заберешь мои картины два дня назад.
– Да, мэм, – кротко сказал Харди.
– Ну, мальчик мой, и что ты скажешь в свое оправдание?
– Я был очень занят.
– Если уж заявляешься с опозданием, Харди, то потрудись хотя бы изобрести нестандартное объяснение. – Ее внимание переключилось на нас с Ханной. – Ханна, что это за девочка с тобой?
– Это Либерти Джонс, мисс Марва. Они с мамой только что въехали в новый трейлер внутри новой дороги.
– Вы с мамой вдвоём? – спросила мисс Марва, поджав рот, словно только что проглотила горсть жареных пикулей.
– Нет, мэм. С нами еще мамин друг. – Поощряемая расспросами мисс Марвы, я рассказала все о Флипе, о том, что он вечно переключает телевизор с одного канала на другой, о том, что мама овдовела, и о том, что я пришла заключить мир с питбулями после того, как они, убежав из-за ворот, до смерти напугали меня.
– Негодники, – без выражения проговорила мисс Марва. – От них больше беспокойства, чем толку. Но они нужны мне для компании.
– А чем вас не устраивают кошки? – спросила я.
Мисс Марва решительно покачала головой:
– Я давно отказалась от кошек. Кошки привязываются к месту, собаки – к людям.
Мисс Марва, слегка подталкивая, повела нас троих в кухню и перед каждым поставила тарелку с большущим куском торта «Красный бархат». Харди с набитым ртом сообщил мне, что мисс Марва готовит лучше всех в Уэлкоме. По его словам, торты и пирожные мисс Марвы каждый год выигрывали трехцветную ленточку на выставке в округе, пока руководство не попросило ее отказаться от участия, чтобы дать другим шанс на победу.
Такого вкусного торта «Красный бархат», как у мисс Марвы, я никогда не пробовала. На пахте, с какао и добавлением красных пищевых красителей, он горел, как красный светофор, а сверху был покрыт слоем крема толщиной с дюйм.
Мы поглощали этот торт, как голодные волки, и, подбирая крошки, так яростно скоблили вилками желтые тарелки, что чуть не сковырнули с них слой. Я еще чувствовала во рту сладкий вкус крема, когда мисс Марва подвела меня к банке с собачьими печеньями, стоявшей на краю кухонной стойки.
– Отнеси пару печений собакам, – проинструктировала меня она, – и скорми их им через ограду. Покормишь их – они мигом к тебе проникнутся.
Я с трудом сглотнула. Торт в желудке разом превратился в кирпич. Видя выражение моего лица, Харди тихо сказал:
– Не бойся.
Перспектива оказаться лицом к лицу с питбулями не очень-то вдохновляла, но если это обещало еще несколько минут рядом с Харди, то я и к стаду разбушевавшихся лонгхорнов вышла бы. Запустив руку в банку, я взяла два печенья в форме косточки, которые в моей влажной ладони сразу же стали липкими. Ханна осталась в прицепе помочь мисс Марве сложить ее работы в коробку, принесенную из винного магазина.
Как только Харди подвел меня к воротам, воздух наполнился сердитым лаем. Собаки скалили зубы и рычали, прижав уши к пулевидным головам. Кобель был черно-белым, а сука желтовато-коричневой. Интересно, недоумевала я, неужели их так тянет изводить меня, что они ради этого даже покинули тень возле трейлера.
– А они не вырвутся из-за ограды? – спросила я, держась так близко к Харди, что он почти спотыкался об меня. Энергия собак била фонтаном. Они так неистовствовали, что казалось, хотели перепрыгнуть через ворота.
– Ни за что, – с ободряющей уверенностью сказал Харди. – Я сам делал эти ворота.
Я с опаской покосилась на разъяренных собак.
– Как их зовут? Псих и Киллер?
Харди покачал головой:
– Кекс и Твинки
[4]
.
Я от изумления раскрыла рот:
– Шутишь.
По губам Харди пробежала улыбка.
– Нисколько.
Если мисс Марва дала им имена десертов, пытаясь придать привлекательности, то ее надежды не оправдались. Глядя на меня, собаки истекали слюной и клацали зубами, точно перед связкой сосисок.
Тоном, не допускающим возражений, Харди приказал им замолчать и вести себя прилично, если они не хотят неприятностей, а также сесть. Последняя команда была выполнена лишь частично: Кекс с неохотой опустил зад на землю, а Твинки с вызывающим неповиновением осталась стоять. Тяжело дыша и открыв пасти, парочка смотрела на нас глазами, похожими на черные пуговицы.
– А теперь, – начал Харди, – протяни на ладони печенье черному псу. В глаза ему не смотри. И не делай резких движений.
Я переложила печенье в левую ладонь.
– Ты левша? – спросил Харди с дружеским интересом.
– Нет. Но если эту руку откусят, то останется правая, чтобы писать.
Низкий смешок.
– Тебя не укусят. Смелее.
Я остановила взгляд на блошином ошейнике на шее у Кекса и начала протягивать руку с печеньем к железной сетке, разделявшей нас с псом. Собака увидела угощение и напружинилась в ожидании. Правда, что его привлекало – печенье в моей руке или что другое, – к сожалению, оставалось под вопросом. В последний момент, смалодушничав, я отдернула руку.
В горле Кекса засвистел жалобный вой, а Твинки несколько раз коротко гавкнула. Я бросила на Харди смущенный взгляд, думая, что он посмеется надо мной. Но он, не говоря ни слова, одной рукой твердо обхватил меня за плечи, а другой поймал мою ладонь и аккуратно сжал ее в своей, как птичку колибри. Вместе мы протянули печенье ожидавшей его собаке, которая моментально с чавканьем заглотнула его и завиляла прямым, как карандаш, хвостом. От собачьего языка на моей ладони остался слюнявый след, и я вытерла руку о шорты. Когда я давала печенье Твинки, Харди тоже держал меня за плечи.
– Вот и умница, – тихо похвалил меня он. Коротко пожав мои плечи, он выпустил меня, но я и после этого продолжала ощущать давление его руки. Бок, которым я прижималась к нему, был теплым. Мое сердце забилось в новом ритме, и каждый вдох вызывал в легких приятную боль.
– Все равно я их боюсь, – сказала я, глядя, как пара зверюг вернулась к трейлеру и тяжело шлепнулась на землю в тени.
Продолжая стоять ко мне лицом, Харди положил руку поверх ограды, слегка на нее облокотившись. Он смотрел на меня так, словно его что-то притягивало в моем лице.
