Но он, отстранившись, отказывался мне поддаваться. Легко поднявшись на кровати, он сел верхом на мои бедра, и я, ощутив давление его каменно-твердой и вздыбившейся плоти, прерывисто выдохнула. Он проворно стянул с себя черный свитер и отбросил его в сторону, открыв моему взору торс, более мощный, чем я его себе представляла, холеный, с резко очерченным рельефом стальных мускулов, с редкой порослью темных волос на груди. Мне тут же захотелось прикоснуться к этой груди своей обнаженной грудью, захотелось осыпать поцелуями его всего – не для того, чтобы доставить удовольствие ему, а для своего собственного удовольствия, – так дьявольски он возбуждал меня, такая явная мужественность чувствовалась в нем.
Опускаясь на меня, Гейдж снова искал губами мои губы, а я медленно горела, изнемогая от отчаянного желания освободиться от платья, которое стало колоться и липло к телу, как средневековая власяница. Взявшись за края платья, я потянула подол вверх.
Но Гейдж резко оторвался от моих губ и поймал мою руку за запястье. Я в замешательстве посмотрела на него.
– Либерти! – В его голосе слышался упрек, глаза озорно взирали на меня. – Всего два правила... и одно из них ты уже нарушила.
Смысл его слов не сразу дошел до меня. Совершив над собой усилие, я выпустила из рук подол. Я изо всех сил старалась лежать смирно, хотя бедра мои умоляюще подергивались. Гейдж – вот садист! – натянул платье мне на колени и бесконечно долго ласкал меня через шерстяную ткань. Я все теснее прижималась к нему, жадно ловя ртом воздух, распаленная его возбужденным телом.
Жар нарастал, и вот наконец Гейдж сорвал с меня платье. Мое обнаженное тело, разгоряченное и чувствительное, как оголенный нерв, обдала струя воздуха от вентилятора над головой, и я сразу же почувствовала озноб. Гейдж расстегнул лифчик с застежкой спереди и высвободил из жестких чашечек мою грудь. Дразняще легкое прикосновение его пальцев было таким нежным и трепетным, что не было сил терпеть.
– Либерти... ты красивая... такая красивая... – срывающимся голосом бормотал Гейдж, и я чувствовала его слова на своей шее, на своей груди. Он говорил, как я желанна, как я его возбуждаю, как приятна на вкус моя кожа. Нежно двигаясь по мягкому своду моей груди, его губы сомкнулись на ее кончике, и он оказался во влажных и горячих недрах его рта. Гейдж пальцами скользнул под верхний край моих трусиков, и я выгнулась дугой – неутоленная страсть пылала у меня между ног, а он словно бы и не понимал, где я жаждала его прикосновений. Он продолжал свои мучительные ласки, касаясь меня где угодно, только не там, где я хотела. В немой мольбе я стала ритмично приподнимать бедра кверху. Я хочу... я хочу... я хочу... но он по-прежнему словно бы не понимал меня, и только тут до меня дошло, что он делает это намеренно.
Мои глаза распахнулись, губы приоткрылись... но Гейдж смотрел мне в лицо насмешливо и вызывающе, ждал, что я начну жаловаться. Но я каким-то образом сумела смолчать.
– Умница, – похвалил он, стаскивая с меня трусики.
Затем решительно уложил меня на кровати. Я не двигалась, все мое тело налилось тяжестью, точно физические ощущения обрели вес соленой воды. Беспомощная, я была на пределе. Он двигался надо мной, вокруг меня, пока я вконец не обезумела от этой пытки, жара и дразнящих прикосновений.
Он сполз пониже. Я даже голову не в силах была поднять, до того она стала тяжелой. Губы Гейджа хаотично и слепо блуждали, пересекая маленькую гавань у меня между ног. Я стала извиваться, почувствовав нежные прикосновения его языка, деликатно раскрывавшего и пробуждавшего мою плоть, которая, источая влагу, раскрылась перед ним. Он крепко стиснул мои бедра, удерживая меня на месте, чтобы облегчить неторопливое наступление своим губам, своим пылким поцелуям. Мои мышцы сокращались – острота ощущений нарастала, казалось вот-вот наступит оргазм, и я была готова заплакать от облегчения, но Гейдж вдруг отстранился.
Сотрясаясь всем телом, я молила: «Не останавливайся», – но Гейдж отвечал: «Еще рано» – и опустился на меня. Он проник в меня двумя пальцами и, не вынимая их, припал ко мне в поцелуе. В свете ночника его черты, измененные страстью, обрели суровость. Он слегка продвинул пальцы вглубь, и моя плоть крепко сжалась вокруг них, я выгнулась, стремясь удержать их в себе, желая, чтобы хоть какая-то его частица оставалась в моем теле. Вновь и вновь с моих губ срывалось имя Гейджа, но я не умела выразить, что готова ради него на все, что мне, кроме него, ничего больше не нужно, что он – слишком много, чтобы можно было это вынести.
Гейдж протянул руку к ночному столику и стал рыться в своем бумажнике. Я выхватила у него из рук блестящий пакетик и так рьяно бросилась помогать ему, что в итоге только мешала. В ответ раздался приглушенный смешок, хотя мне казалось, что в этом нет ничего смешного. Я была в горячке, он довел меня до сумасшествия.
Распаленное тело Гейджа было более холодным, более сдержанным и инертным, чем бушующее во мне пламя. Он чутко реагировал на каждое мое, даже незначительное, движение и каждый звук, его губы проникали в тайны моего тела, а руки нежно осваивали все новые и новые его территории, пока наконец не осталось ни единой частички меня, на которую он не предъявил бы свои права. Он раздвинул мне ноги и глубоко вошел в меня, вбирая своими губами мои всхлипывания, не переставая шептать: «Ну-ну, детка, тише, тише». И я приняла его в себя всего без остатка, ощутив всепоглощающее и незабываемое наслаждение. С каждым толчком влажная гладкая плоть все ближе и ближе подталкивала меня к развязке. «Ох, Боже мой, да, да, прошу тебя». Я хотела быстрее достигнуть кульминации, но дисциплинированный, железный Гейдж продолжал двигаться в том же ритме и с той же ужасающей неторопливостью. Уткнувшись лицом в изгиб моей шеи, он царапал ее своей щетиной, и это так возбуждало, что с моих губ сорвался стон.
Я неосознанно положила руку на его извивающуюся спину и, скользнув вниз к его ягодице, сжала крепкие мускулы. Не останавливаясь и продолжая свои размеренные движения, он поднял одну за другой мои руки за запястья вверх и пригвоздил их к кровати, накрыв своими губами мои губы.
Где-то на задворках моего сознания мелькала лишь одна более-менее здравая мысль – что в беспрекословном подчинении, которого он от меня требовал, есть нечто неправильное, – зато облегчение, полученное мной, не передать словами. Я полностью подчинилась ему, и мое сознание погрузилось во тьму и покой. В тот миг, когда я напрочь отринула от себя все сомнения, меня захлестнула первая волна наслаждения, и каждая последующая была более могучей, более продолжительной, чем предыдущая. Мои бедра почти приподняли Гейджа. В ответ он предпринял более сильный натиск, вновь прижимая меня, чтобы я сладостными спазмами своей плоти помогла его собственному освобождению. Я достигла оргазма, который длился, длился и длился. Казалось просто невероятным, что человеку доступно такое.
Обычно после секса наступает разъединение – во всех смыслах. Мужчины, отвернувшись, засыпают, женщины бегут в душ, чтобы уничтожить улики. Гейдж, напротив, долго не отпускал меня – теребил мои волосы, что-то нашептывал на ухо, покрывая мое лицо и грудь легкими поцелуями, обтирал меня теплым влажным полотенцем. Казалось бы, я должна была обессилеть, но я вместо этого чувствовала в себе такой заряд энергии, будто по моему телу бежало электричество. Какое-то время я еще заставляла себя лежать в постели, но когда стало совсем невмоготу, вскочила и надела платье.
