Хуже всего была «Баллада о Джоне Кридмуре», появившаяся в начале весны. Ее часто пели подвыпившие пассажиры. Они требовали аккомпанемента, я отказывался. Они спрашивали почему и не сторонник ли я Линии, и иногда лезли драться. Но потом все равно ее пели.
Джон Кридмур подлец был, каких поискать,
На войне он кровь проливал.
Но увидел, что руки его нечисты,
И сказал: «Сему не бывать!»
А Лив была дамой знатных кровей,
Прекрасна и сердцем добра,
И увидела, как земля страданьем полна,
И сказала: «Сему не бывать!»
И отправились вместе на Запад они,
Где небо встречает земля,
Где дикое Племя свободно живет,
И сказали: «Настала пора!»
И так далее. У песни было несколько версий, некоторые короче, некоторые длиннее, но сколько бы ни длилось пение, оно действовало мне на нервы, как в первый раз. Не буду терзать грядущие поколения ни куплетами, в которых говорилось обо мне, профессоре Гарри Рэнсоме, «волшебнике, черном как ночь», ни куплетами о «чуде в Уайт-Роке» и кончине великана Кнолла.
Кто знает, где нынче проходит их путь,
Он тайна для нас самих.
Но однажды они то, что ищут, найдут,
И тогда воцарится мир.
– Нет, – говорил я, когда меня просили сыграть эту песню. – Мы на воде, джентльмены. Мы плывем по течению. Как я уже сказал, мы оставили войну позади. Зачем об этом вспоминать?
Глава тринадцатая
Волшебство
В городе Голландии, к западу от Тригорода и примерно в двух неделях пути на запад от Джаспера, мы взяли на борт фокусника по имени Великий Ротолло с женой. Следующие три дня по вечерам они показывали фокусы, а я играл на пианино Котана, точнее, оно играло само, а я только делал вид, что нажимаю на клавиши. Не буду врать, что мы собирали толпу, но кое-какие пассажиры, из которых можно было выжать неохотные аплодисменты, приходили всегда.
Портрет Великого Ротолло и Великолепной Амариллис Великий Ротолло показывал карточные фокусы и вынимал фальшивые драгоценности из ушей путешествовавших дельцов. Он угадывал имена и характер их покойных родственников и знал, что хотят услышать зрители, так что они охотно с ним беседовали. Он не левитировал, не распиливал пополам себя и других, не исчезал и появлялся в другом месте. Фокусы у него были простые, но делал он их хорошо. Это достойно уважения.
Его жена нещадно со всеми заигрывала и много танцевала, довольно вызывающе, хотя и немного скованно. Она была уже немолода. На сцене ее звали Амариллис. У нее была длинная шея и высокая, похожая на улей башня из рыжих волос с сединой у корней. Она говорила громко и всегда улыбалась. Ротолло же держал себя сдержанно и таинственно. Голова у него была выбрита налысо, а борода – черная, длинная и заостренная на конце. Он носил цилиндр и поеденный молью пиджак из красного бархата и имел при себе два кривых дхарвийских ножа. Один нож был складной, для фокусов, а другой нет, и я всегда думал, что однажды он их перепутает и прикончит свою жену, и ни один суд не сможет определить, был ли в этом умысел. Ротолло и Амариллис испытывали друг к другу ненависть, которую я сначала считал частью представления, но в конце концов неохотно признал настоящей.
Амариллис обожала наряды с оборками. Ее обширное декольте обычно украшали тусклые, похожие на лампочки фальшивые жемчужины. Ротолло носил множество колец и амулетов с драгоценными камнями, украшенных, по его словам, знаками Племени, хотя я знал, как выглядят знаки Племени, и те закорючки не имели ничего общего с их своеобразным изяществом. Каждый фокус Ротолло предварял словами о том, что научился ему у Племени из самых отдаленных уголков западной глуши. Думаю, это производило впечатление на самых наивных зрителей, хотя холмовики, крутившие колесо внизу, их совершенно не интересовали.
В конце представления Ротолло всегда объявлял, что сейчас покажет чудо в знак почтения к Джону Кридмуру и прекрасной мисс Лив. Он говорил, что не испытывает симпатий ни к одной из сторон в этой войне и не ищет врагов. Он – сторонник волшебства, а также мира будущего. Затем Ротолло снимал шляпу, и Амариллис обходила зрителей, собирая деньги, которые ее муж ухитрялся называть пожертвованиями на борьбу за мир. Затем Ротолло забирал шляпу, проделывал над ней несколько пассов и выпускал из нее потрепанного вида голубя. Механизм в шляпе был устроен так, что мягко, но неумолимо выталкивал птицу в воздух в том случае, если ей не хотелось выступать. В первый вечер, вылетев из шляпы, голубь в панике заметался по бару, и мы еле его поймали. Во второй вечер он покружил в воздухе и уселся на пианино. На третий вечер механизм в шляпе сломался, и бедное создание задохнулось в проволоке, а пружина вытолкнула окровавленные перья прямо в публику, состоявшую из полудюжины сомнительных дельцов, которые расхохотались и захлопали нам. Амариллис завизжала и укрылась на коленях у толстого дельца. Несколько перьев попали в пианино, нарушив ход его работ, и оно разразилось жуткой какофонией. Ротолло выругался на жену, словно она была виновата в случившемся, и в бешенстве швырнул шляпу на пол. Толстый делец в попытках утешить Амариллис, похоже, зашел слишком далеко, отчего Ротолло еще сильнее рассвирепел. Я улыбался и пытался превратить происходящее в шутку. Увидев, что рука Ротолло дернулась к ножам, я поднялся и обнял его за плечи, заставив поклониться, а затем отвел к барной стойке. Пианино тем временем продолжило играть. Достигнув крещендо, оно остановилось.
* * *
Позже мы с Великим Ротолло стояли на палубе. Он одновременно пил из бутылки и затягивался сигаретой, а я наблюдал, как мимо под звездным небом проплывают берега.
– Вы хоть знаете, сколько эта дрянь стоила? – спросил Ротолло.
– К сожалению, нет. – Я решил, что фокусник имеет в виду шляпу. – Скажите, то, что вы говорите о Племени, правда?
– А что я говорю? Я к себе нынче не очень-то прислушиваюсь. Хотя нет, я знаю, о чем вы: правда ли, что я научился фокусам у какого-нибудь шамана-холмовика? А вы как думаете? Думаете, меня на самом деле зовут Ротолло?
– Наверное, нет. Возможно, по мне это не заметно, мистер Ротолло, но перед тем, как оказаться здесь, я много странствовал.
– Меня зовут Джо. И это все болтовня, суеверия для деревенщины. Как и белиберда про Джона Кридмура и ту дамочку. Амариллис, представьте себе, в эти россказни верит. Честное слово, у нее не все дома. Сейчас дела обстоят хуже, чем когда она возомнила себя улыбчивой. Мир! Не существует его! Когда люди счастливы, им не нужны…
Вдалеке послышался глухой звук, а затем что-то вспыхнуло, словно зарница.
– Хм… – фыркнул Ротолло и выпил. – Если бы в самом деле было какое-то оружие, оно оказалось бы в руках Линии или Стволов. И стало бы только хуже.
– Возможно, – согласился я. – Я стараюсь не увлекаться политикой. Толку от нее никакого, только сводит людей с ума.
