Глава двадцатая
«Ормолу»
В «Ормолу» мистер Куонтрилл с криками угрожал сдать нас властям.
– Беглые преступники! – орал он. – Вас ищет сами знаете кто.
– Линия, – ответила Адела. – Это были ли…
– Хватит, ни слова о политике в моем театре! Убирайтесь отсюда, пока не свели меня в могилу.
– Мне кажется, мистер Куонтрилл, что вы такой же беглец, как и мы.
– Я не… они не… По крайней мере, у меня в руках не было пистолета.
Я промолчал. Похоже, мистер Куонтрилл подумал, спросят ли его об этом линейные, если отыщут, и, по-видимому решил, что нет, потому что сразу же выдохся.
– Теперь мы с вами связаны, мистер Куонтрилл. Лучше всего делать вид, что ничего не случилось.
– Что линейные делают в Джаспере? – спросила Адела. – Как вы можете позволять им указывать вам, что делать? В моих краях мы никогда бы не…
Мистер Куонтрилл воспринял слова девушки как оскорбление и снова раскричался, но вдруг хитро улыбнулся и опустился на стул:
– Что ж, мистер Роулинз. Возможно, мне от вас не избавиться. Но мне обещали изобретателя, и раз вы двое не можете договориться, кто из вас двоих им является, я возьму на работу обоих, но на одном жалованье.
Адела была так рада, что я не смог возразить мистеру Куонтриллу. Кроме того, я не мог упустить возможность работать с изобретательницей самоиграющего пианино, даже если она была немного не в себе, а мне пришлось бы голодать.
– Не смотрите на меня так, мистер Роулинз. Считайте, что вам повезло. По крайней мере, у вас есть работа. Так что идите и займитесь ею, – усмехнулся наш работодатель.
Что ж, обычно никто не любит слышать подобное, но зачастую это дельный совет.
* * *
Это было хорошее лето.
Мы с Аделой смастерили устройство, прятавшееся в украшенном оборками рукаве Амариллис и вкладывавшее ей в руку одну из двенадцати карт, которую можно было выбрать резким движением запястья. Амариллис сказала, что штука, конечно, интересная, но не слишком ей пригодится и к тому же натирает запястье. Мы построили механическое апельсиновое дерево, которое могло расцветать по команде. Оно ей больше понравилось. Дерево было первым сложным механизмом, которые мы сделали вместе, и Адела с удивлением обнаружила, что я не так уж глуп и, возможно, действительно тот, за кого себя выдавал. Она поцеловала меня. Мы сделали механического голубя – к сожалению, он не летал по-настоящему, но достаточно было того, что он качался на проволоке до самой галерки и обратно. Его лапки могли снимать со зрителей кольца и часы и с неплохой точностью возвращать их обратно. Делали мы эти штуки главным образом из всякого хлама. Какой только хлам не найдешь в Джаспере!
Адела обзавелась новой одеждой и постриглась. Сначала она, как и я, жила в одной из комнат «Ормолу», но, когда мистер Куонтрилл повысил нам жалованье, переселилась в комнатушку во Вратах. Я сказал, что вряд ли это жилье сравнится с особняками в Дельтах. Адела заявила, что это не важно.
Мы имитировали на представлениях вспышки и выстрелы, а также создали бесчисленное множество хитроумных устройств из зеркал: одни, чтобы что-то прятать; другие, чтобы за чем-то подсматривать. Благодаря зеркалам, расположенным под хитрыми углами, Амариллис появлялась на сцене с двойником, а то и не с одним. Мы делали крошечные зеркала, помещавшиеся в рукав Амариллис Великолепной, зеркала размером со шкаф и другие, столь огромные, что никто в театре не понимал, зачем они нужны. Театр всегда был набит битком, так что иногда мальчишки и девчонки сидели на ступенях или свешивались с балконов. Если не верите, можете посмотреть публикации в газетах. Зрители были к нам благосклонны. Однажды весь первый ряд заняли серьезного вида молодые люди в серых и черных костюмах, мне сказали, что они из Треста Бакстера. Деньги текли к мистеру Куонтриллу рекой, и он был доволен, хотя, по правде сказать, нашей с Аделой заслуги в этом не было – стояло лето, дела на Свинг-стрит шли отлично, и, как я уже сказал, волшебство было в моде. Тем не менее он повысил нам жалованье.
Мы создавали секретное оружие – с дымом и огнем. Публика требовала, а мы подчинялись. Среди орудий были современного вида устройства, в которых крутились выбивающие искры шестеренки, или штуки, похожие на древние ружья Племени, испускавшие пугающие и будоражащие вонь и вибрации. Никто не ждал, что устройства в самом деле смогут что-то сделать, достаточно было, чтобы они выглядели странными, удивительными и немного пугающими. Мы с Аделой до самого утра сидели в кофейнях по всей Свинг-стрит, делясь безумными идеями и подначивая друг друга на все более абсурдные творения. Так, Адела построила уже упомянутое мной механическое апельсиновое дерево и знаменитого Змея-счетовода. Оба механизма в большей степени принадлежали ей, чем мне.
Несколько раз наши трапезы прерывали представители других театров, пытавшихся переманить нас к себе. Мы не соглашались. Мы часто обедали вместе; после жизни в Западном Крае у меня были простые вкусы, Адела же любила кухню поизысканней. В этом вопросе, как и в большинстве политических тем, мы согласились остаться каждый при своем мнении. Как-то раз во время обеда к нам подошел представитель Треста Бакстера, желавший приобрести патент на кое-какие хлопушки, но названная им цена показалась нам оскорбительной – в этом мы оба сошлись. Однажды в одном из баров я увидел мистера Карсона, а он увидел меня и, приподняв шляпу, подвигал бровями в нашу сторону с не вполне понятным мне выражением лица. Линейные на Свинг-стрит ни разу не появились, так что мы с Аделой решили, что окончательно от них избавились, чем оба были очень горды.
Вместе мы построили четыре разных ящика для исчезновений, перемещений и трансформаций, и хотя мне из тщеславия очень хочется описать их устройство, мы подписали документы, в которых обещали этого не делать. Думаю, что эти обещания до сих пор в силе, несмотря на гибель Амариллис и мистера Куонтрилла и разрушение самого «Ормолу». Мы с Аделой обсуждали множество идей, на воплощение которых никогда не хватило времени и которыми мы больше ни с кем не делились. Мы были словно корпорация или тайное общество из двух человек – лучшее во всем городе.
* * *
Братья Бек, Дик и Джошуа, прочитали предыдущие записи и теперь без конца ехидно ухмыляются, а Дик Бек еще и подмигивает. Так что позвольте кое-что прояснить. Если не считать того случая после дуэли и другого, после первого, полного благоухания выступления с механическим апельсиновым деревом, между мной и Аделой не было никаких романтических чувств. Это пришло позже – слишком поздно! Во время работы в «Ормолу» наш союз был выше этого. Адела была первым встреченным мной человеком, который мог, возможно, понять мои мечты и стремления. Этого было более чем достаточно. Более того, большую часть того лета я провел, пытаясь завоевать благосклонность актрисы из театра «Далли», позднее пережившей Битву за Джаспер и оставшейся целой и невредимой, – не буду называть ее имени. Она была красивой, доброжелательной женщиной и никогда не задавала вопросов о том, кто я, и, насколько мне известно, никогда не думала в кого-нибудь стрелять. Аделе после почти каждого представления дарил букеты молодой страховой агент, которому это, к сожалению, не удалось – пережить Битву, я имею в виду. Я ничего не имел против и не испытывал ревности, лишь предупредил молодого человека о том, что его ждет, для его же блага. В общем, я не собираюсь писать о любви. Мне еще многое нужно сказать об истории и политике.
