Проглядываю вкладку с иллюстрациями в «Сделай сам. Vade-mecum». Проекты на снимках свидетельствуют о виртуозности в преодолении скудных нормативов и попыток наколдовать бо́льшее пространство в выделенных 44 квадратных метрах М-2 или 63 квадратных метрах М-3. Везде ярусы, кладовые, ниши. Ориентация на вертикальную жизнь, не на рассыпание по полу – поэтому шкафчики, антресоли, полки под потолком, везде ящички и дверцы, из стеллажа – стенка с отделениями, из полок – сиденья, на дверях, ведущих в комнату, – библиотечка. Но если не говорить о явной нехватке пространства, интерьеры производили впечатление аккуратных и незахламленных. Они похожи на вышедшие несколько лет назад каталоги ИКЕА, при условии, что кто-то уменьшил метраж до 30 % исходной площади при сохранении того же количества вещей в доме. Впечатление гармонии поддерживается пристрастием к белому цвету, зачастую комнаты от пола до потолка обшиты сосновыми досками и похожи на домик в горах или на сауну. Обшивка деревом – солидная, сосновая и лиственничная, или похуже, из панелей «под дерево» – ценилась любителями по многим причинам: исключала неприятную необходимость регулярной покраски стен, приглушала шумы, придавала квартире желаемый естественный и уютный вид, к тому же сообщала гостям, что здесь живет человек, следящий за модой, у которого есть деньги, чтобы вложить в свой дом. Разумеется, это впечатление достигалось за счет некоторых потерь: обычная квартира в многоквартирном доме, зачастую и так небольшая и недостаточно освещенная, становилась еще меньше и темнее, а в недоступных местах за панелями шуршали тараканы.
И все же прежде всего – уют. Просматривая справочники по устройству квартир в хонтологичные времена, я заметила постоянное стремление к уюту. Возможно, это обычный отзвук тогдашней моды, пыталась я мыслить глобально, ведь в альбомах, выпущенных в семидесятых годах при содействии магазина Habitat Теренса Конрана, – а до Польши все доходило несколько позже, – тоже рекомендуются изделия из ивовых прутьев, теплое дерево и домашние джунгли комнатных цветов. Но Habitat стал синонимом коммерциализированного стиля жизни, в котором опыт покупается; ничего не могло быть дальше от Польши, где «материальная сфера представляла собой одну большую импровизацию», по словам героя репортажа Иоанны Пашкевич-Ягерс. Дик Хэбдидж, который начинал как исследователь субкультур, в конце восьмидесятых годов посетил Варшаву. Он назвал ее «адом Конрана», потому что все предметы «производили впечатление, что появились из какого-то более мрачного измерения», а из-за дефицита каждая вещь являлась одновременно и имуществом, и символом. Покупка стиля жизни здесь просто была бы невозможна.
Это не значит, что люди не пробовали справиться с этой угнетающей прозой жизни. «Я сам вырос в бетоне, а сейчас уже у меня жизнь повыше блочной», – говорит гордый отец и строитель из того же репортажа Пашкевич-Ягерс. Возможно, за этим всем стояло желание убежать от бетона, уравновесить угловатость асбестовых многоэтажных домов, перед которыми в грязи парковали «малюхи» и «полонезы» (потому что тротуара и проезжей части еще не было), от надгробного мозаичного пола и маслянистого блеска стен на лестничной клетке. Снаружи мрачно, пейзаж лунный, а дома мило, как в норке хоббита. В комиксе «Мажи» Мажены Совы, основанном на воспоминаниях писательницы, символом уюта квартиры в многоэтажном доме предстает ковер, который в детском воображении становится картой, автодромом для гонок машинок. Ковры из Чехословакии покрывают полы и стены, а один, особый, свернут и спрятан за портьерой: он должен стать свадебным подарком для Мажи, когда она вырастет. Здесь есть деревянная обшивка, ковры и коврики, закрывающие линолеум, намертво приклеенный к бетонному полу; скатерти, салфетки, узорчатая обивка мебели, пухлые двери, обитые кожзаменителем, – все то, что изолирует, смягчает, сглаживает, успокаивает. Интересно, что подумали бы родоначальники модернизма о таком «обустройстве квартиры», где вся строгость, прозрачность и воздушность идей Корбюзье пошли к чертям. Польские квартиры стали, разумеется, как и хотелось, уютными, но в то же время темными и заставленными. По мебели, тканям и стенам разливалась палитра коричневых и оранжевых тонов, безопасные краски поздней осени. Внутри прямоугольных параллелепипедов существовала также подлинная и поддельная природа. Наряду с деревом – обилие комнатных растений, засушенные цветы и связки чеснока. Чеснок, конечно, в кухне, где начинаются настоящие дебри.
Архивные публикации напоминают нам, что модные в начале нового века открытые кухни, соединенные со столовой, появились на сцене в середине восьмидесятых. Готовить и сразу есть или приносить еду из кухни рядом? Эта дилемма касалась не только удобства – при случае она выявляла социальные привычки и модели. Потому что хотя все жили похоже, на тех же квадратных метрах, с мебельными стенками и другими продуктами мебельной промышленности, сработанными для потребностей каждого поляка, но пространство все осваивали разными способами.
Исследования способов обитания, проводимые Институтом промышленного дизайна, указывают на первое решение: востребована большая кухня, в которой проходит ежедневная семейная жизнь. При этом семьи сельского и рабочего происхождения рассматривали кухню-столовую как частную сферу, отделенную от представительской комнаты, а интеллигентские семьи (следовательно, и наш япишон) ограничивали приватность спальней. Те, кто предпочитал гостиную для настоящих событий, такую, где едят не обычный суп, а именинный торт на праздничной скатерти, заставляли комнату секциями, образующими стенку. В то же время кухня, совмещенная с гостиной, – это, как пишет Спевак, излюбленное пространство япишона, в котором ужин «подают, а не просто готовят». Сухоцветы, розы, перец, чеснок, коллекция приправ и чайниц, поваренные книги, наконец, стол: «солидный, большой, за который может усесться целое семейство вместе с гостями» и на котором едят блюда «китайские, японские, колумбийские», сыр и салат из особой салатницы. Наверняка не популярный низенький столик – он слишком мал, чтобы на нем праздновать. Можно бы считать, что стиль жизни героев текста ближе всего к стилю магазина Habitat, в конце концов, это «люди формы», но в действительности каждый элемент этой формы куплен с немалым усилием – добыт из-под земли, сделан собственноручно, долгожданный, найденный, выпрошенный у зарубежных друзей. Его не купишь запросто в магазине. На память сохраняются не только коробочки из-под чая, но даже пустые упаковки из-под заграничного стирального порошка, полученные как гуманитарная помощь. Это хорошо видно на снимках в «Сделай сам. Vademecum». Изображены, вероятно, квартиры архитекторов, инженеров, ученых, но даже там наличествуют коллекции сувениров. Сентиментальные мелочи, старинная утварь (выставка кофемолок или старых утюгов), этикетки и упаковка. На одном из снимков даже видна типичная для комнат подростков коллекция баночек из-под импортных напитков.
Везде ярусы, кладовые, ниши. Ориентация на вертикальную жизнь, не на рассыпание по полу…
Иллюстрация из книги «Сделай сам. Vademecum»
