Много же даров дали оба князя, Юрий и Ярослав, отцу своему митрополиту и епископу Порфирию и игумену Спасскому, и взяли благословение от них, и отпустили их каждого к своему князю.
(38. Стб. 454–456. Перевод А. Г. Кузьмина по: 65. С. 274–276)
В Новгороде же дела к тому времени обстояли плачевно. Начался голод, который усугублялся тем, что рассорившийся с новгородцами Ярослав занял Волок Ламский и вновь перерезал торговые пути, по которым в город поступали товары из «Низовских земель» (как называли в Новгороде Северо-Восточную Русь), в том числе хлеб.
Из Новгородской Первой летописи старшего извода
…Так воздал Господь Бог по делам нашим. На Воздвижение честного креста
[42] побил мороз урожай по волости нашей, и оттого пришло горе великое: начали покупать хлеб по 8 кун, а ржи кадь по 20 гривен, а во дворах по 25, а пшеницы по 40 гривен, а пшена по 50, а овса по 13 гривен. И разбрелись град наш и волость наша, и полны были чужие города и страны братьями нашими и сёстрами, а те, кто остались, начали помирать. И кто не прослезится о том, видя мертвецов, по улицам лежащих, и младенцев, псами поедаемых. И вложил Бог в сердце архиепископу Спиридону
[43] благое сотворить: устроил скудельницу (братскую могилу. — А. К.) у церкви Святых Апостолов на Прусской улице, в яме, и приставил мужа благого, смиренного, по имени Ста-нил, возить мертвецов на конях, где отыщутся по городу, — и так беспрестанно по все дни волочили и наполнили яму доверху, числом же 3 тысячи и 30…
Князь Михаил вновь вернулся в Чернигов, оставив в Новгороде своего малолетнего сына Ростислава, только-только прошедшего обряд постригов (ритуального посвящения мальчика в мужчину). Но ни Ростислав, ни бывшие с ним черниговские мужи не могли справиться с голодом и разбродом в городе. Новгородцам надо было мириться с «низовскими» (суздальскими) князьями. Вновь подняли голову сторонники Ярослава.
И дали посадничество Степану ТЪердиславичу, а тысяцкое Миките Петриловичу… А княжичу Ростиславу путь показали с Торжка к отцу в Чернигов: «Отец твой обещал на коня сесть на войну с Воздвижения и крест целовал, а вот уже Николин день
[44]. С нас крестное целование [снято]; а ты пойди прочь, а мы себе князя промыслим». И послали к Ярославу на всей воле новгородской. Ярослав же спешно пришёл к Новгороду месяца декабря в 30-й день, и созвали вече, и целовал [князь] Святую Богородицу на грамотах на всех Ярославлих. И, пробыв две недели, пошёл опять в Переяславль, взяв с собою младших мужей новгородских; а сыновей своих двух, Фёдора и Александра, посадил в Новгороде…
(24. С. 69–70)
Фёдору шёл двенадцатый год, Александру — одиннадцатый. Так в январе 1231 года они стали новгородскими князьями — пока, правда, лишь номинально, ибо всеми делами Новгорода управлял их отец, князь Ярослав Всеволодович.
ГОД 1231
Новгород
Первый год княжения Фёдора и Александра Ярославичей в Новгороде был ознаменован страшными бедствиями: небывалым голодом, едва не выкосившим весь город, пожарами и мятежами. Свой рассказ о новгородских событиях продолжает их очевидец, один из авторов Новгородской Первой летописи пономарь Тимофей, трудившийся во второй половине XIII века:
…Что сказать или что возглаголать о бывшей на нас от Бога напасти?! Так что иные из простой чади людей живых резали и ели, а иные мёртвых мясо, с трупов срезая, ели, а другие конину, псину, кошек… иные же мох ели, ужей (?), сосну, кору липовую и лист ильмов
[45], кто что промыслит; а иные ещё злые люди начали добрых людей дома поджигать, где рожь чуяли, и так расхищали имение их, вместо покаяния. И горше того зло было; видели пред очами своими гнев Божий: мертвецы по улицам, и по торгу, и по Великому мосту псами изъедены, не погребённые. И вторую скудельницу поставили на поле, в конце Чудинцевой улицы, и была та полна, в ней же и числа нет; и третью поставили на Колени, за Святого Рождества церковью, и та наполнилась, в ней же и числа нет. Нам бы, всё это видящим пред очами своими, лучше становиться, мы же только пуще: брат брата не пожалеет, ни отец сына, ни мать дочери, сосед соседу хлеба не преломит; не было милости между нами, но были туга и печаль, на улице скорбь друг между другом, дбма тоска при виде детей плачущих о хлебе, а других умирающих. И покупали хлеб по гривне и больше, а ржи четвёртую часть кади покупали по гривне серебра; и отдавали отцы и матери детей своих за хлеб купцам. Горе же это было не только в нашей земле одной, но по всей области Русской, кроме одного Киева. И так Бог воздал нам по делам нашим.
…Загорелся [Новгород] от двора Матвея Вышковича, и погорел весь конец Словенский, даже и до конца Холма… Такой лютый пожар был, что и по воде огонь шёл, через Волхов… Того же лета открыл Бог милосердие Своё на нас грешных, сотворил милость Свою вскоре: подоспели немцы из-заморья с житом и мукою и сотворили много добра — а уже при конце был город сей…
(24. С. 70–71)
ГОД 1232
Новгород
Сторонники черниговских князей предприняли в этом году последнюю попытку вернуть себе власть над Псковом и Новгородом. Беглый новгородский тысяцкий Борис Негочевич и другие бояре явились из Чернигова во Псков, схватили наместника князя Ярослава Всеволодовича Вячеслава, избили и оковали его.
В Новгороде же был мятеж велик, ибо не было князя Ярослава, но был тогда в Переяславле. И приехал князь из Переяславля, схватил псковичей и посадил их на Городище, в гриднице. И послал во Псков с такими словами: «Мужа моего пустите, а тем путь покажите прочь, откуда пришли». Они же… так сказали: «Пришлите к ним жён их и товары, тогда мы Вячеслава отпустим; или — вы себе, а мы себе». И так не было мира всё лето. И не пустил князь купцов к ним, и покупали [во Пскове] соль по 7 гривен за берковец
[46], и отпустили Вячеслава. Князь же пустил к ним жён Борисову [и других], а мира не взял. На зиму пришли псковичи, поклонились князю: «Ты наш князь» и попросили у Ярослава [на княжение] сына Фёдора. И не дал им сына, и сказал: «Се даю вам шурина своего Юрия
[47]», и повели его ко Пскову. А Борисову чадь прогнали с жёнами их. Они же пошли в Медвежью Голову
[48].
