(38. Стб. 470)
ГОД 1245
Новгород. Торопец. Лион
Из Новгородской Первой летописи старшего извода
Воевала литва около Торжка и Бежицы. И гнались за ними новоторжцы с князем Ярославом Владимировичем
[113], и бились с ними. И отняли коней у новоторжцев, а самих их избили и пошли с полоном прочь. Погнались за ними Явид и Кербет с тверичами и дмитровцами и Ярослав с новоторжцами; и били их под Торопцом, а княжичи их [литовские] вбежали в Торопец. Наутро поспел Александр с новгородцами, и отняли полон весь, а княжичей порубили восьмерых или больше. И затем новгородцы возвратились; князь же погнался за литовцами со своим двором, и бил их под Зижичем, и не упустил из них ни одного мужа, и избили тут остаток княжичей. Сам же [Александр] взял сына своего
[114] из Витебска, поехал с малой дружиной и встретил иную рать у Усвята. И тут ему Бог помог, и этих побил, а сам пришёл здоров, и дружина его.
(24. С. 79)
Автор княжеского Жития так рассказывает о войнах князя Александра с литовцами:
…В то же время умножился народ литовский и начал причинять вред владениям Александровым. Он же выезжал и избивал их. Однажды случилось ему выехать, и за один выезд победил семь полков, множество князей их убил, а иных взял в плен; слуги же его, насмехаясь, привязывали их к хвостам коней своих. И начали с того времени бояться имени его.
(5. С. 192)
Новгородские летописи XV века (Новгородская Четвёртая и Новгородская Карамзинская) сообщают под тем же годом о второй поездке князя Александра в Орду (первая, напомним, датируется в них 1242 годом):
Ездил Александр во второй раз к Батыю, и Батый отпустил его на Русь с честью.
(49. С. 229; 54. С. 117)
Однако достоверность и этого сообщения ставится исследователями под сомнение.
В том же 1245 году, 24 июня, в городе Лионе, тогдашней резиденции римских пап, открылся церковный собор, созванный папой Иннокентием IV. Среди прочих вопросов предстояло обсудить возможность установления дипломатических отношений, а в перспективе и союза с правителями Монгольской империи. Страшная татарская угроза, казалось, миновала Европу, и это представлялось европейским политикам не чем иным, как вмешательством Божьим. До Европы доходили странные слухи о существовании где-то в глубинах Азии христианского царства, о том, что сами правители татар проявляют склонность к принятию христианской веры. Теперь в них готовы были увидеть возможных союзников в борьбе с сарацинами, только что отвоевавшими у христиан Иерусалим (1244 год), а может быть, и с православной Никейской (Византийской) империей. На церковном соборе с речью о татарах выступил и некий русский митрополит Пётр, вынужденный, по его словам, бежать из Руси и искать убежище во Франции. О личности этого Петра историки не могут сказать ничего определённого. Предположительно, он был поставлен во главе Русской церкви князем Михаилом Всеволодовичем Черниговским, занимавшим киевский престол ко времени нашествия татар на Киев и настойчиво искавшим союзников на Западе. (Согласно широко распространённому мнению, речь идёт о бывшем игумене киевского Спасского монастыря Петре Акеровиче, упомянутом в летописях под 1230–1231 годами (38. Стб. 455, 456). Однако это не более чем гипотеза, ничем, в сущности, не подкреплённая.)
Рассказ архиепископа Петра о татарах передаёт английский хронист середины XIII века Матвей Парижский:
Некий архиепископ из Руссии по имени Пётр, муж, как можно было судить, честный, набожный и достойный доверия, изгнанный тартарами, бежал из своего королевства и спасся, переправившись в области по эту сторону Альп, чтобы для архиепископства своего получить совет и помощь и от братьев своих утешение, если помогут ему, по велению Божьему, Римская церковь и милостивая благосклонность здешних правителей. Когда же его спросили, насколько осведомлён он о деяниях этих тартар, вопрошающим ответил так:
«…Они сильнее и подвижнее нас и способны переносить трудности; точно так же и кони их и скот. Женщины их — прекрасные воины и особенно лучницы. Доспехи у них из кожи, почти непробиваемые; наступательное оружие сделано из железа и напоено ядом. Есть у них многочисленные устройства, метко и мощно бьющие. Спят они под открытым небом, не обращая внимания на суровость климата. Они вобрали в себя уже многих от всех народов и племён. А намерены они подчинить себе весь мир, и было им божественное откровение, что должны они разорить весь мир за тридцать девять лет… Они довольно хорошо соблюдают договоры с теми, кто сразу им сдаётся и обращается в невольника; они берут себе из них отборных воинов, которых всегда в сражениях выставляют вперёд. Разных ремесленников они точно так же оставляют себе. Из восстающих против них или презирающих их ярмо они не щадят никого, как и тех, кто их ожидает. Послов они благосклонно принимают, расспрашивают и отпускают»…
(21. С. 151–153. Перевод В. И. Матузовой)
Уже вскоре после завершения Лионского собора на восток — к Батыю, а затем и к великому хану в Каракорум, — отправился специальный посланник папы, монах-францисканец Джованни дель Плано Карпини, которому было поручено проверить слухи о возможности союза с татарами. Одновременно папа Иннокентий IV сколачивал коалицию, направленную против татар. По его замыслу, в неё могли бы войти и русские князья — но лишь на условиях признания главенства папы, то есть унии с католичеством.
Летом того же года на юго-западе Руси, в Галицкой земле, произошло третье — после Невской битвы и Ледового побоища — крупное военное столкновение русских с католическим Западом. 17 августа 1245 года у города Ярослава (в западной Галичине) дружины галицко-волынского князя Даниила Романовича и его брата Василька наголову разбили соединённое венгерско-польско-русское войско, посланное венгерским королём Белой IV во главе с князем Ростиславом Михайловичем (сыном Михаила Черниговского), старым венгерским воеводой баном Фильнием («Филей гордым» русских источников) и польским паном Флорианом Войцехови-чем. Эта битва также отличалась особым ожесточением и кровопролитностью:
…Угры и ляхи многие были перебиты и захвачены в плен, и от всех многие были взяты в плен. Тогда же и Филя гордый был взят в плен дворским Андреем, и был приведён к Даниилу, и был убит Даниилом… И многие другие были убиты в гневе…
(39. Стб. 802–805. Перевод О. П. Лихачёвой по: 28. С. 311–313)
Победа под Ярославом упрочила положение князя Даниила Галицкого и остановила наступление венгров и поляков на земли Юго-Западной Руси.
