Той же зимой преставился во Владимире князь Василий Всеволодович, на память святого Феодора
[134], и повезли его к Ярославлю; провожали же его князь Александр, и Борис с Глебом, и мать их; блаженный же епископ Кирилл с игуменами и священниками отпел погребальные песни, и положили его с честью у Святой Богородицы, и плакали над ним много.
В том же феврале 1250 года князь Александр Ярославич вернулся в Новгород.
Некоторые дополнительные подробности приведены в «Истории Российской» В. Н. Татищева:
Вероятно, именно в это время, вскоре после возвращения из Орды в Новгород, князь Александр получил два послания от римского папы Иннокентия IV, отправленные ему ещё в 1248 году. Наслышанный об Александре от Плано Карпини и, несомненно, знавший о победах русского князя над шведами, ливонцами и литвой, папа хотел видеть его среди своих союзников по антиордынской коалиции. Кроме того, папа полагал, что разорение Руси создаёт хорошие возможности для католической пропаганды в русских землях и присоединения новгородских и псковских земель к церковной унии между католичеством и православием — разумеется, под эгидой папы. Первое из этих посланий было датировано 23 января:
Благородному мужу Александру, герцогу Суздальскому, Иннокентий епископ, раб рабов Божиих.
Отец грядущего века, князь мира, сеятель благочестивых помыслов, Спаситель наш Господь Иисус Христос окропил росою своего благословения дух родителя твоего, светлой памяти Ярослава, и, с дивной щедростью явив ему милость познать Себя, уготовил ему дорогу в пустыне, которая привела его к яслям Господним, подобно овце, долго блуждавшей в пустыне. Ибо, как стало нам известно из сообщения возлюбленного сына, брата Иоанна де Плано Карпини из Ордена миноритов, протонотария нашего, отправленного к народу татарскому, отец твой, страстно вожделев обратиться в нового человека, смиренно и благочестиво отдал себя послушанию Римской церкви, матери своей, через этого брата, в присутствии Емера, военного советника
[135], и вскоре бы о том проведали все люди, если бы смерть столь неожиданно и злосчастно не вырвала его из жизни
[136].
Поелику он столь блаженно завершил свой жизненный путь, то надобно благочестиво и твёрдо уверовать в то, что, причисленный к сонму праведников, он покоится в вечном блаженстве там, где сияет немеркнущий свет, недосягаемый взорам с земли, где разливается благоухание, которое не развеивается от дуновения ветра, и где он постоянно пребывает в объятиях любви, в которой несть пресыщения.
Итак, желая, чтобы ты, будучи законным наследником отца своего, обрёл блаженство, как и он, мы, наподобие той женщины из Евангелия, которая зажгла светильник, дабы разыскать утерянную драхму, разведываем путь, прилагая усердие и тщание, чтобы мудро привести тебя к тому же, чтобы ты смог последовать спасительной стезёй по стопам своего отца, достойного подражания во все времена, и с такой же чистотою в сердце и правдивостию в уме предаться исполнению заветов и поучений Римской церкви, чтобы ты, оставив бездорожье, обрекающее на вечную смерть, смиренно возъединился с тою церковью, которая тех, кто её чтит, безсомненно ведёт к спасению прямой стезёй своих наставлений.
Да не будет тобою разом отвергнута просьба наша (с которой обращаемся к тебе), исполняя наш долг, и которая служит твоей же пользе; ибо весь спрос с тебя — чтобы убоялся ты Бога и всем сердцем своим Его любил, соблюдая Его заветы. Но, конечно, не останется сокрытым, что ты смысла здравого лишён, коль скоро откажешь в своём повиновении нам, мало того — Богу, чьё место мы, недостойные, занимаем на земле. При повиновении же этом никто, каким бы могущественным он ни был, не поступится своей честью, напротив, всяческая мощь и независимость со временем умножаются, ибо во главе государств стоят те достойные, кто не только других превосходить желает, но и величию Божию служить стремится.
Вот о чём светлость твою просим, напоминаем и в чём ревностно увещеваем, дабы ты матерь Римскую церковь признал и её папе повиновался, а также со рвением поощрял твоих подданных к повиновению апостольскому престолу, чтобы вкусить тебе от неувядаемых плодов вечного блаженства. Да будет тебе ведомо, что коль скоро пристанешь ты к людям, угодным нам, более того — Богу, тебя среди других католиков первым почитать, а о возвеличении славы твоей неусыпно радеть будем.
Ведомо, что от опасности легче бежать, прикрывшись щитом мудрости, и мы просим тебя об особой услуге: как только проведаешь, что татарское войско на христиан поднялось, чтобы ты не преминул немедля известить об этом братьев Тевтонского ордена, в Ливонии пребывающих
[137], дабы, как только это известие через братьев оных дойдёт до нашего сведения, мы смогли безотлагательно поразмыслить, каким образом, с помощью Божией, сим татарам мужественное сопротивление оказать.
За то же, что не пожелал ты подставить выю твою под ярмо татарских дикарей
[138], мы будем воздавать хвалу мудрости твоей к вящей славе Господней.
Писано в Лионе X дня февральских календ V года (23 января 1248 года).
(23. С. 136–138; ср. 22. С. 263–265. Перевод В. И. Матузовой)
Посланцы папы не застали Александра в Новгороде, ибо ещё в 1247 году князь отправился в Сарай, а оттуда — в Каракорум. Однако ещё до своего отъезда из Новгорода (и, вероятно, ещё до получения первого папского послания) князь Александр Ярославич провёл какие-то переговоры с посланцами Альберта фон Зуербеера, архиепископа Прусского, представлявшего интересы римского понтифика. По мнению исследователей, в ожидании предстоящей поездки «к Кановичам» Александр дал уклончивый ответ на предложения папы, рассчитанный на продолжение переговоров. В частности, он соглашался на построение в Пскове латинской церкви — кирхи. В этом не было ничего необычного: такая католическая церковь — «варяжская божница» — существовала, например, в Новгороде ещё с XI века. Во всяком случае, до нас дошло ещё одно послание папы Иннокентия IV к «славному Александру, королю Новгорода», датированное 15 сентября того же 1248 года. Если это послание адресовано именно Александру Невскому — в чём, кажется, не остаётся сомнений
[139], — то оно свидетельствует о том, что в Лионе, где находилась тогда резиденция римского папы, ответ русского князя был расценен как явное свидетельство его готовности принять предложенные папой условия.
