Конечно, растительная пища в каком-то небольшом объеме присутствовала в рационе неандертальцев, но почти исключительно в сезонные (или вызванные резкими изменениями климата) периоды дефицита животной пищи. То есть растительную пищу неандертальцы рассматривали как временную неполноценную замену своему основному рациону и так и не «додумались» до того, что это прямой путь к освоению новых территорий и ослаблению зависимости от наличия животных ресурсов или климатических катаклизмов.
Кроманьонцы же, наоборот, смогли за свою относительно короткую историю максимально использовать возможности смешанной диеты. Мигрировав на территорию Европы из тропических районов, которые характеризуются максимально благоприятными условиями для формирования смешанной диеты с преобладанием растительной пищи, кроманьонцы смогли успешно адаптировать свои пищевые привычки к новым условиям обитания. Радиоуглеродные тесты свидетельствуют о том, что в пище наших непосредственных предков преобладали растения степей и открытых территорий. Это, во-первых, давало кроманьонцам пищевую стабильность а, во-вторых, возможность мигрировать и расселяться по всему континенту. Более того, обладая способностью быстро адаптироваться под стабильные пищевые ресурсы новых территорий, кроманьонцы включили в рацион морскую рыбу и морепродукты (что абсолютно логично с учетом очень большой протяженности морского побережья Европы), чего так и не смогли сделать неандертальцы за всю свою долгую историю.
Иногда, глядя на иного человека и на его пищевые привычки, так и хочется сказать: неандерталец! Однако наши личные впечатления никакого отношения к науке не имеют. Все мы потомки кроманьонцев, все мы вышли из тропических джунглей с преимущественно растительной пищей, но при этом все мы склонны к максимально широкой всеядности.
Таким образом, история эволюции человека однозначно свидетельствует о том, что качественные эволюционные скачки всегда сопровождались расширением пищевого спектра. Причем главную роль в этом играл не сам по себе факт появления в рационе новых продуктов, а то, что эти новые источники питательных веществ могли, во-первых, обеспечить пищевую стабильность и упростить поиск пищи, а во-вторых — имели гораздо более широкий ареал распространения по сравнению с исходными источниками пищи, что создавало предпосылки для широкой экспансии древних популяций.
И так уж получилось, что в первобытных природных условиях этим критериям могли отвечать только растения. И именно поэтому пищеварительная система человека практически полностью соответствует органам пищеварения растительноядных животных. И как показывает опыт неандертальцев, наш пищеварительный тракт очень плохо подходит для полностью мясного рациона, так как это приводит к тяжелой интоксикации организма продуктами гнилостного распада белков. Это ученые увидели в частности при исследовании останков первобытных людей.
Впрочем, такое строение пищеварительной системы не обязательно говорит о том, что человек — это исключительно растительноядный организм. По своему строению и функциям желудок, печень и пищеварительные ферменты человека занимают промежуточное положение, одновременно имея признаки и растительноядных, и плотоядных организмов. Впрочем, это вполне понятно. Первобытные люди — в отличие от своих предков, человекообразных обезьян, да и подавляющего большинства других животных — смогли беспрепятственно мигрировать и расселиться по всему земному шару. И во многом это стало возможным благодаря исключительной способности человека к пищевой вариабельности — от «несъедобной» травы пустынных саванн до морской рыбы северных океанов.
И тем не менее, если мы возьмем всех людей, живших на Земле в самых разных условиях с первых дней своего существования до настоящего времени, растительная пища в составе такого огромного «географически-временного пирога» будет занимать львиную долю, что не может не накладывать свои ограничения на наши сегодняшние эксперименты с разными диетами.
Этнодиетология, или О чем нам говорят пищевые традиции разных народов
Если со строением нашей пищеварительной системы и с эволюционными причинами такого ее строения мы более или менее разобрались, давайте отойдем от теории и постараемся оценить уже на практике, насколько хорошо (или плохо) наш организм приспособлен к длительному употреблению мяса или, наоборот, преимущественно растительному рациону. То есть попробуем отыскать народы, которые на протяжении столетий питаются как хищники или — наоборот — исключительно как растительноядные собиратели, и посмотрим на состояние их здоровья.
Ортодоксальное мясоедение
Начнем с того, что народы, в рационе которых мясо и мясные продукты составляют 80-100 %, на самом деле практически не встречаются, что уже о многом говорит. В основном это изолированные от цивилизации небольшие по численности племена, которые продолжают, как их первобытные предки, заниматься примитивной охотой и собирательством.
Однако даже среди таких сообществ, которые антропологи исследовали в XX веке по всему миру, лишь единицы можно отнести к «ортодоксальным мясоедам», у которых уровень потребления энергии из растительных источников никогда не превышает более 5–20 %. И практически все такие племена сосредоточены в арктических или высокогорных районах, где пригодных для пищи растений почти нет.
В более теплых южных районах количество растительной пищи у этих сохранившихся первобытных племен уже стремится к 30–40 %. И что очень показательно, во всех случаях контакта подобных первобытных племен с другими народами и системами питания (или в случае миграции в другие климатические зоны) доля растительных продуктов всегда резко возрастала и оставалась неизменно высокой в дальнейшем.
Подобную «растенизацию» первоначально мясо-белковых диет можно, кстати, наблюдать и на примере гораздо более крупных популяций. Так, например, народы и племена засушливых степей от Монголии до Каспийского моря, которые изначально придерживались исключительно мясомолочной диеты, в ходе миграции и завоевательных походов очень быстро перенимали от других народов привычку включать в свою диету существенный объем растительной пищи.
Но тем не менее для чистоты эксперимента давайте рассмотрим рацион тех небольших северных народностей, у которых до сих пор основным пищевым продуктом являются мясо и рыба, и попробуем оценить влияние такой диеты на работу пищеварительной системы и на здоровье в целом. Но, оказывается, и это сделать совсем непросто.
Прежде всего, все северные племена, которые до сих пор потребляют минимальный объем растительной пищи, все равно не могут считаться мясоедами в чистом виде, так как существенную часть их рациона составляет морская рыба, белок которой усваивается быстрее и не так опасен, как белок красного мяса.
Кроме того, как бы странно это ни звучало, даже в таких экстремальных условиях северные народы потребляют достаточно растительной пищи (в основном это северные ягоды). Как свидетельствуют данные исследования D. Redwood с соавторами, которое было опубликовано в International Journal of Circumpolar Health (2008 Sep. № 67(4), С. 335–348), уровень потребления мяса северного оленя или тюленя среди старшего поколения аборигенных народов Аляски лишь совсем незначительно превышал уровень потребления рыбы и ягод. Регулярное употребление мяса отмечали около половины опрошенных, тогда как в отношении морепродуктов, рыбы и икры этот показатель составлял около 45 %, а в отношении ягод и продуктов на их основе (например, акутака) — около 40 %. Примерно такая же картина наблюдается и у саами, проживающих в заполярных районах Финляндии. Причем ягод и растительной пищи они потребляют еще больше, что связано с влиянием на климат теплого атлантического течения.
