Кембриджу не привыкать к великим умам и незаурядным личностям. Они то и дело появляются то в одном колледже, то в другом. Прекрасная среда для развития гения, тем более что, хотя внешний мир взирает на светило с почтительным изумлением, в университетском братстве гений считается в порядке вещей. Даже под конец 1970-х, когда Хокинг сделался уже скорее мифом, чем обычным человеком, он со всем своим оборудованием – с аппаратом для переворачивания страниц, с подсоединенным к компьютеру проектором, который он использовал вместо обычной классной доски, – по-прежнему ютился в тесном кабинете вместе с коллегой.
На первый план вышла проблема общения, передачи рождавшихся в его мозгу открытий. В начале 1970-х Хокинг еще мог поддерживать обычную беседу, но к концу десятилетия его речь сделалась настолько невнятной, что ее понимали только родные и ближайшие друзья. Тогда в качестве “переводчиков” стали привлекать аспирантов. Майкл Харвуд, бравший впоследствии у Хокинга интервью для The New York Times, подробно описал этот процесс: “Дон Пейдж сидел рядом с ним, наклоняясь к самому его лицу, чтобы разобрать невнятную речь, повторяя губами каждое слово, дабы увериться, что понял его правильно, зачастую останавливался и просил повторить, сам произносил ту же фразу, чтобы Хокинг ее подтвердил, порой вносил исправления”
[142]. Другой интервьюер вспоминает, что ему часто казалось, будто Хокинг произнес целую фразу, но “в переводе” это сводилось к одному лишь слову. Научные работы Хокинг таким же тягомотным способом диктовал секретарю. Зато он учился выражать свои мысли как можно короче и быстро добираться до сути как в статьях, так и в научных беседах.
Каждое его слово подхватывали ученые всего мира. Вскоре после открытия взрывающихся черных дыр на Хокинга посыпались награды и почетные звания. Весной 1974 года он был принят в Королевскую академию, едва ли не самое уважаемое в мире сообщество ученых. Ему было всего тридцать два года. По традиции, восходящей к XVII веку, новый собрат должен подняться на подиум и внести свое имя в книгу, на первой странице которой красуется подпись Исаака Ньютона. Те, кто присутствовал на торжественном собрании, когда в члены Академии принимали Хокинга, запомнили, как председательствующий, лауреат Нобелевской премии по биологии сэр Алан Ходжкин, в нарушение освященного столетиями правила вынес книгу к Хокингу, сидевшему в первом ряду. Тогда Стивен еще мог написать свое имя, хотя и с большим трудом и это заняло много времени. Почтенные ученые терпеливо ждали. Он расписался и оглядел все собрание, широко улыбаясь. Разразилась овация.
Той же весной Хокинги с радостью приняли приглашение Калифорнийского технологического института, где работал Кип Торн: Хокингу предлагалась годичная стипендия имени Шермана Фэрчайлда за выдающиеся научные заслуги. Большие деньги, дом, машина и даже новенькое инвалидное кресло с электромотором. Все медицинские расходы оплачивал институт (британская страховка не распространялась на другие страны). Покрывались и затраты на обучение Роберта и Люси.
К тому времени Хокинги почти четыре года прожили в своем доме на Литтл-Сент-Мэри-лейн. Какое-то время Стивен еще ухитрялся подниматься на второй этаж, используя только силу рук, хватаясь за столбы перил и подтягиваясь, – неплохая физиотерапия, но теперь уже он и с этим перестал справляться. На сей раз Гонвилл-энд-Киз проявил большее участие, чем в то время, когда Хокинги-молодожены просили помочь им в поисках жилья. Новый казначей предложил Хокингам переселиться в просторную квартиру на первом этаже кирпичного особняка на Уэст-роуд. Здание поблизости от задних ворот Кингс-колледжа принадлежало колледжу, и само по себе такое размещение, когда на первых этажах в элегантном, хотя и несколько обшарпанном жилье поселялась профессорская семья, а выше – аспиранты, было вполне обычным для Кембриджа того времени. В помещении с высокими потолками и широкими окнами требовалось произвести лишь небольшой ремонт, чтобы оно стало вполне удобным для всей семьи и доступным для человека в инвалидной коляске. Ремонт решили сделать в отсутствие Хокингов, а когда они вернутся из Калифорнии, все будет готово. За исключением гравиевой дорожки и парковки перед домом здание было со всех сторон окружено садом, также принадлежавшим колледжу, и садовники охотно прислушивались к советам и указаниям Джейн. Какой дивный дом, как счастливо будут расти в нем дети!
Хотя Стивен не мог больше сам подниматься по лестнице, он ел, укладывался в постель и поднимался утром самостоятельно, хотя и это становилось все затруднительнее. Джейн все еще обходилась без помощников, трудилась на пределе сил, чтобы Стивен жил, насколько это возможно с его прогрессирующим недугом, нормальной жизнью, чтобы он продолжал научную работу, чтобы Роберт и Люси не были лишены обычного детства. Порой Джейн ухитрялась даже урвать время для своей докторской диссертации, но и она сама, и Стивен понимали: перемены неотвратимы.
Заранее обдумывая план поездки в Калифорнию, Джейн в пасхальные каникулы изобрела новый способ обеспечить Стивену уход – так, чтобы ее муж не воспринял это как очередное поражение, бесславную капитуляцию перед недугом. Отныне Хокинги будут приглашать к себе на постоянное проживание и в поездки кого-нибудь из ближайших учеников Стивена. Молодой ученый получит бесплатное жилье и сможет работать с самим Хокингом, а за это будет помогать ему укладываться и совершать утренний туалет. В Калифорнию, надумала Джейн, их будет сопровождать один из аспирантов Хокинга – Бернард Карр.
Она забронировала билеты, упаковала вещи и с помощью Бернарда переправила на другой конец света двух малышей, мужа и груду специального оборудования. Друзья не уставали удивляться, как она со всем справляется.
Место под солнцем
В августе 1974 года Кип Торн встречал Хокингов в Лос-Анджелесе в сверкающем новом американском автомобиле, который на все время пребывания в стране переходил в распоряжение Хокингов.
Перелет из Лондона был долгий, через Северный полюс, но теплый воздух Южной Калифорнии быстро взбодрил путешественников, и они с интересом следили за тем, как Кип маневрирует по разросшемуся городу, мимо небоскребов и ошеломительно высоких пальм, пробираясь в Пасадену, в двадцати километрах к северо-востоку от Лос-Анджелеса
[143].
На закате они добрались до отведенного им дома – нарядного, обшитого белыми досками, все окна гостеприимно светились. Из дома открывался вид на горы и на кампус Калтеха через дорогу. В первый же день Джейн рассказала об этом доме в письме родителям: “Внутри он столь же элегантен, как хорош снаружи. Эти люди, видимо, думают, что мы привыкли к астрономическому уровню жизни. Когда б они знали!”
[144]
Стивену, Джейн и детям достались в распоряжение патио, где порхали колибри, огромный калифорнийский дуб во дворе (дети на него лазили), телевизор, несколько ванных комнат. В кампусе поблизости имелся бассейн. До Диснейленда рукой подать. Стивена дожидалось электрическое инвалидное кресло, оснащенное по последнему слову техники. Стивен уселся в него и, словно гонщик, опробующий новую, более быструю и маневренную модель, принялся рассекать по двору, останавливаясь лишь затем, чтобы техники могли что-то в его кресле отладить.
