Во вселенной, где отсутствуют граничные условия, не приходится спрашивать, с чего она началась. Начала не было. М-теория избавляет нас от необходимости искать ответ на вопрос, почему вселенная так точно подстроилась под нас: наше существование “выбирает” вселенную, в которой мы живем. Мы подстраиваем ее под себя. На полную мощь заработал антропный принцип. Хокинг утверждает: “При всей нашей малости и незначительности в масштабах космоса это и в самом деле превращает нас во владык вселенной”
[458].
Возникает вопрос: а проверить эту теорию мы сумеем? Хокинг надеется, что удастся подобрать способы измерения, которые помогут отделить принцип нисходящего анализа от других методов и проверить его правильность. Возможно, эти измерения получится провести в будущем со спутников. В лекции 2006 года в Калтехе Хокинг упоминал “новое окошко в самую раннюю вселенную”, которое откроет для нас обнаружение и измерение гравитационных волн. В отличие от света, который многократно рассеивался свободными электронами, пока не застыл в том состоянии, в каком вселенная находилась в возрасте 380 тысяч лет, гравитационные волны дошли до нас от самого начала существования вселенной без вмешательства иной материи
[459].
Хокинг распространяет нисходящий принцип на возникновение жизни на Земле. Он красноречиво описывает, как наша вселенная, Солнечная система, наш мир поразительным образом подогнаны так, чтобы обеспечить наше существование, – точность этой подгонки превосходит любые разумные ожидания. Антропный принцип формулируется заново – очень просто и неоспоримо. Вот что говорит Хокинг: “Когда существа, обитающие на планете, где возможна разумная жизнь, присматриваются к окружающему их миру, они непременно обнаруживают, что этот мир соответствует условиям, при которых они могут существовать”
[460]. Фактом своего присутствия мы не только выбираем свою вселенную, но и выбираем такую историю Земли и своего космического соседства, которая позволит нам существовать.
В “Высшем замысле” Хокинг уже без колебаний говорит о полном предопределении. Информационный парадокс абсолютно перестал его беспокоить. Хокинг решительно и однозначно заявляет: “Научный детерминизм, сформулированный Лапласом… на самом деле служит основой всей современной науки”
[461]. В этом он, разумеется, никогда и не сомневался. Другое дело, что прежде из гипотезы об исчезновении информации следовало пугающее предположение: вся современная наука может оказаться неправа. Теперь эти страхи улеглись, и Хокинг говорит, что научный детерминизм есть “принцип, на котором основана вся эта книга”
[462]. И далее: “Эта книга растет из концепции научного детерминизма”
[463].
Научный детерминизм применяется и к людям. “Кажется, – пишет Хокинг, – что мы представляем собой всего лишь биологические машины и что свобода воли – всего лишь иллюзия… Поскольку мы не в силах решить уравнения, управляющие нашим поведением, мы прибегаем к эффективной теории свободной воли”
[464]. Нам бы, вероятно, хотелось, чтобы Хокинг уделил в своей книге больше внимания этому вопросу. Уже немалая работа проделана в сфере изучения свободной воли, кто-то разделяет взгляды Хокинга, кто-то их оспаривает, но Хокинг не стал углубляться в обсуждение. Он обладает достаточной свободой воли, чтобы сделать такой выбор. И другая его фраза – в мире царит беспорядок, потому что, “как всем известно, многие решения принимаются необдуманно или в результате неверного анализа последствий того или иного решения” – тоже вызывает желание подробнее все обсудить. Этот комментарий звучит как-то небрежно по сравнению с характерными для лекций и публичных выступлений Хокинга глубоко продуманными рассуждениями о мире и человеке.
Но далее выясняется, что детерминизм – концепция сложная и вовсе не столь жесткая, как мы думали. Ранее в этой книге мы говорили о том, что на квантовом уровне вселенной приходится принять пересмотренную версию детерминизма, в которой, исходя из состояния системы в любой конкретный момент времени, законы природы определяют вероятность различных будущих и прошлых, а не диктуют их неумолимо. Говоря словами Хокинга: “Природа допускает множество разных исходов, у каждого из которых есть определенная вероятность”
[465]. Можно испытать квантовую теорию, многократно повторяя эксперимент и отмечая частоту выпадения различных результатов, а затем подсчитав, соответствует ли частотность результатов той вероятности, которую предсказывает теория.
Хокинг вновь возвращается к идеям, которые мы с ним обсуждали в гостиной старого здания DAMPT в 1996 году. За эти идеи его в свое время некоторые коллеги критиковали. Он говорил мне тогда: “Мы никогда не придем к независимому от модели пониманию реальности, но это не означает, будто реальности, независимой от модели, не существует. Если б я в нее не верил, я бы не стал заниматься наукой”. Теперь, в “Высшем замысле”, он курсивом выделяет слова: “Не существует независимой от образа или теории концепции реальности”. Далее Хокинг предупреждает, что данный “вывод играет важную роль в книге”. Это утверждение отчасти повторяет сказанные им мне слова (вместо “понимания” стоит “концепция”), но вторая, очень существенная часть опущена, и читатель остается в неведении, действительна ли она для Хокинга по сей день.
Далее Хокинг упоминает еще два подхода к “реальности”, которые он также отвергает. Первый подход – “реалистический” взгляд классической науки, основанный на вере в существование реального внешнего мира, мира, который можно измерить и проанализировать и который предстает одинаковым перед любым наблюдателем. Второй подход – “антиреалистический”, который до такой степени замыкается на эмпирическом знании, полученном в опыте и наблюдении, что уже не отваживается теоретизировать и в итоге уничтожает сам себя, ибо все наши знания проходят через наш мозг, а значит, в чистом виде эмпирического знания попросту не существует.
Хокинг надеялся, что его “реализм зависимости от модели” снимает противопоставление реализма и антиреализма. Он утверждает, что имеет смысл только вопрос, соответствует ли модель данным наблюдения, а не “реальна” ли эта модель. Если с данными наблюдений совпадает несколько моделей, нет смысла обсуждать, какая из них наиболее “реальна” или “верна”. “Наше восприятие (а тем самым и наблюдения, из которых проистекают теории) действует не прямо, но как бы проходит через множество линз, через интерпретирующие структуры нашего мозга”
[466]. И это относится также и к повседневному опыту, а не только к науке, уточняет он. Даже в обычной жизни, создаем мы сознательно модели или нет, мы никогда не бываем свободны от той или иной модели реальности. Однако это “смоделированное” представление отнюдь не лишено смысла: именно так человек познает свой мир и учится им управлять. Модели укрепляются или отвергаются в зависимости от того, насколько они соответствуют наблюдению и опыту.
