Как обычно, мы со Стивеном общались, сидя рядом и глядя на экран компьютера. Хокинг контролировал курсор движениями щечной мышцы. Когда он останавливался на каком-то слове, встроенный в спинку кресла прибор издавал писк.
Программа на экране выглядела привычно, хотя для Хокинга разработали к тому времени и другую программу. Как она работает, я объяснить не смогу, и мне показалось, что с нею ему выбирать слова труднее. Его скорость работы и так заметно снизилась. Мне говорили, что если откажет и щечный мускул и Хокинг не сможет управлять курсором с помощью движения глаз, остаются и другие возможности, в том числе подключиться напрямую к мозгу. Этим займутся, когда и если возникнет такая необходимость. Даже сейчас Стивен кое-что может сказать и без помощи компьютера. Приподняв брови, он говорит “да”, опустив уголки рта – “нет”. И по-прежнему безошибочно можно угадать, когда он улыбается. Ему недавно удалили катаракты, и, вероятно, он мог бы хорошо видеть и без очков, но от привычного облика не отказывается.
Во время нашего разговора жалюзи на окнах вдруг сами собой опустились. Я и забыла, что в этом ультрасовременном здании многое делается автоматически. Сменились сиделки – та, чья смена закончилась, приятная, с достоинством державшаяся женщина, подошла и попрощалась с пациентом, не рассчитывая услышать ответ.
В разговоре со Стивеном Хокингом я всегда старалась формулировать вопросы так, чтобы он мог ответить просто “да” или “нет”, но он все равно предпочитает распространяться. В тот раз мне хотелось расспросить его, изменилось ли что-то в его взглядах на “независимую реальность” (о которой он рассуждает в “Высшем замысле”) с тех пор, как мы обсуждали это в 1996 году. Я процитировала его тогдашние слова: “Мы никогда не сможем получить независимое от модели представление о реальности, но из этого не следует, будто не существует реальности, независимой от этой модели. Если бы я не верил в такую реальность, я бы не занимался наукой”, – и спросила, готов ли он теперь сформулировать иначе и сказать: “Независимая реальность заключается в том, что нет независимой реальности”. Хокинг ответил: “Я по-прежнему верю в реальность мира, но наше представление о ней обусловлено моделью”
[483].
Отказ от бессмертия
В интервью Guardian
[484] и в лекции на лондонской конференции Google Zeitgeist, собравшейся весной 2011 года, Хокинг откровенно поделился кое-какими собственными представлениями о реальности. В заголовок интервью вынесли его слова: “Нет рая и будущей жизни… это сказка для тех, кто боится темноты”. Хокинг выразил свое мнение по вопросу, в котором никто, даже он сам, не располагает решающими фактами ни за, ни против, но в доказательство своей правоты он сослался на устройство человеческого мозга. Некоторые исследователи мозга рассматривают мозг словно компьютер, а мысль считают его механическим порождением, и Хокинг, видимо, присоединился к этой школе. “Я считаю мозг компьютером, – заявил он, – который прекращает работать, когда ломаются его составные части. Для сломанных компьютеров не предусмотрено рая и будущей жизни”. Выходит, не будет рая и вечной жизни и для нас.
На вопрос интервьюера: “Как же нам жить?” – Хокинг ответил: “Стремиться к максимально осмысленным поступкам”.
Естественно, на это интервью посыпалось множество откликов. Одни восприняли его как манифест атеизма, другие указывали, что речь тут идет только о вере в личное бессмертие, а не о вере в Бога. Среди верующих в Бога тоже не все признают бессмертие и рай. Кое-кто из читателей напоминал, что информацию со сломанного компьютера можно перенести на новый или даже на флешку, и спрашивал, не следует ли из этого справедливость учения о переселении душ.
Один вдумчивый отзыв Guardian опубликовала целиком, хотя он оказался длиннее основной статьи
[485]. Автор этого отзыва, Майкл Уэнхэм, болен БАС, как и Хокинг. “Человеку, живущему под угрозой ранней смерти с крайне неприятной прелюдией, мысль об окончательном исчезновении не страшнее мысли о сне, – писал Уэнхэм. – И мне обидно слышать, что я верю в посмертное существование лишь из страха перед небытием”. Заявление Хокинга Уэнхэм назвал “прискорбным и невежественным”. “Как сочетается поразительное интеллектуальное смирение, готовность признать одиннадцать измерений и “еще не открытые” элементарные частицы со столь решительным отказом от иных измерений бытия?”
Свое письмо Уэнхэм заканчивал словами: “Доказать я этого не могу, но готов с уверенностью прозакладывать жизнь: по ту сторону смерти нас ждет еще одно великое приключение, однако сперва нужно закончить это”.
Примет ли Стивен Хокинг это пари?
Движемся дальше
В настоящий момент Хокинг руководит двумя аспирантами и по-прежнему председательствует на чаепитиях в гостиной – ведь он добился своего, и гостиную оборудовали поблизости от его кабинета, в изгибе коридора сразу за лифтом. Над входом повесили надпись “Комната горшечника”, хотя официально это помещение именуется “Центром теоретической космологии” и здесь проводятся не только чаепития, но и встречи, лекции и конференции. Это большая, уютная комната, заставленная низкими столиками. В одном конце – буфетная стойка с угощением и напитками, она освещена довольно тускло, как это было и в гостиной на Силвер-стрит. Две стены почти полностью закрыты длинными черными досками, на которых пишут мелом, – этого на Силвер-стрит недоставало. Как ни глянешь, доски вечно исписаны какими-то уравнениями. В углу гостиной стоит на постаменте бюст директора Центра – Стивена Хокинга, – замечательная работа скульптора Иэна Уолтерса.
Хокинг живет все в том же большом доме, построенном вместе с Элейн. Все так же посещает концерты и оперу – в ноябре, когда я побывала в Кембридже, он как раз собирался послушать “Тангейзера” в Ковент-Гардене. Правда, он уже какое-то время не ездил в Байройт, но все еще путешествует – по возможности на частном самолете. В январе 2011 года Хокинг в очередной раз наведался в Калтех. В Лос-Анджелесе он посмотрел пьесу, в которой Джейн Фонда играла музыковеда, заболевшую БАС, и, судя по откликам в прессе, актриса обрадовалась знакомству с Хокингом так, как многие поклонники Джейн обрадовались бы встрече с ней самой. В марте 2011 года я поспешила обсудить со Стивеном множество вопросов, пока он вновь не махнул через Атлантику, в Кукс-Бранч – конференц-центр, расположенный в природном заповеднике в окрестностях Хьюстона, штат Техас. Физики со всего мира ежегодно собираются там, чтобы посмотреть друг на друга, погрызть самые крепкие теоретические проблемы – те, которые ввергают весь прочий мир в почтительное изумление, – поспать в бунгало под лениво вращающимися вентиляторами.
