Дышит с трудом. Вижу, клейкая лента почти закрывает ему ноздри. Ошибка вышла, мог и задохнуться.
Рывком сдираю ленту, освобождаю ему рот.
— Урод! — говорит он и плюет в меня.
Не лучше ли поберечь силы, compañero?
Поднимаю его ноги на край багажника, тяну за руку, вываливаю на берег. Кладу лицом в снег, ножом разрезаю клейкую ленту на лодыжках. Отступив на шаг назад, достаю из кармана куртки «смит-вессон». Голый человек поднимается на ноги, но сделать ничего не может: руки по-прежнему сцеплены браслетами за спиной.
Трясу перед ним пистолетом, хочу убедиться, что он видит оружие.
— И что теперь? — говорит он.
Указываю на озеро.
— Замерзаю. Дай одеться. Замерзну до смерти.
Прижимаю дуло девятимиллиметрового калибра к покрытому синяками животу. Пистолет
[1]
и маска всякого приведут в ужас. Чтобы против них устоять, надо быть парнем покруче.
— Ладно, — говорит он.
Разворачиваю его и слегка подталкиваю в сторону озера. Он что-то бормочет, качает головой, но повинуется, идет по насту.
Тело у него бледное, кожа на морозе отливает голубизной. Крупный: за метр девяносто, больше ста килограммов, ни грамма жира. В футбольной команде колледжа играл в защите и с тех пор сохранил форму. Восемь километров в день на бегущей дорожке, каждую среду тренировки по регби с «Джентльменами Аспена».
Что-то он бурчит на ходу, но, выйдя на лед, в нерешительности останавливается.
Снег рыхлый, но лед сухой, ровный, подошвы к нему пристают. Босые ноги должен обжигать.
— Чего тебе от меня надо?
Впервые хочу заговорить, но не могу вымолвить ни слова. Еще рано. Рано.
Делаю ему знак идти дальше.
— Туда?
Киваю и навожу на него пистолет.
— Твою мать! — цедит он, но все-таки идет.
Уже совсем светло.
Солнце взошло над равнинами. Месяц — как заживающий шрам.
Прекрасный пейзаж: замерзшее озеро, деревья в кристаллах инея, домики для уток на берегу.
— А-а! — вырывается у него.
В лощинах по берегам лежит туман. Подошвы примерзают ко льду, он останавливается. Я подталкиваю. Его спина напрягается от моего толчка, но с места он не двигается.
Тыкаю в спину пистолетом.
Идем дальше.
Даже через перчатку чувствуется, какие крепкие у него мышцы.
Начинаю нервничать.
Когда у него в руках окажется молоток, надо быть начеку.
Во время учебы на первом курсе колледжа против него выдвигали обвинение в нападении, причинении побоев и оскорблении действием, но благодаря вмешательству папаши (так считает Рики) дело прекратили. На последнем курсе он свернул челюсть одному парню, но и это прошло безнаказанно, поскольку случилось во время игры в регби.
Он силен. Мог бы разорвать меня надвое. Легко. При малейшей возможности.
— Далеко еще? В чем дело-то? — спрашивает он и снова останавливается.
Я опять толкаю. Он повинуется, но по походке видно: что-то задумал. Надо бы с ним поосторожнее.
— Что ты все молчком, приятель? Ты по-английски вообще понимаешь? Или ты немой? — Оборачивается ко мне. — А? Ты меня понимаешь? Сколько заплатят? Я в десять раз больше дам. Сколько стоишь? Назови сумму. Назови, и все. Деньги у меня имеются. Много денег. Цена у каждого есть. Назови мне свою.
А время вспять повернуть слабо? Слабо? Ты — чародей, волшебник?
— Ты что с моей одеждой сделал? Дай одеться. Верни, черт возьми, одежду! — кричит он в ярости, не думая сдаваться.
Нагим придешь в мир, amigo, и, если все сложится не слишком удачно, нагим и уйдешь.
Пистолет все же заставляет его идти.
— Да в чем дело-то?! Верни одежду!
Эхо проносится над озером и вторит его словам. Тут в нем будто открывается какой-то шлюз.
— Ты просто псих какой-то! Ненормальный! — кричит он. — Ты не можешь меня застрелить, не можешь! Не можешь меня застрелить! Я ничего такого не сделал! Вы не того взяли! Тут какая-то проклятая ошибка…
Не собираюсь я в тебя стрелять. Это было бы слишком просто. И не обеспечило бы нам на долгие годы вожделенный покой.
— Послушай, послушай! Понимаю, ты не немой, понимаю, ты меня слышишь. Ну скажи хоть что-нибудь. Заговори. Думаешь, ты такой умный?! Ни хрена! Ну заговори же. Приказываю тебе: говори. Говори со мной!
Ах вот как, ты хочешь поговорить! Что ж, скажу тебе кое-что. Как тебе понравится: в испанском колониальном уголовном кодексе сохраняется принцип римского права talem qualem — «как есть» в переводе с латинского, что означает «бери жертву такой, какой ее находишь». Американские полицейские называют это «правилом черепа толщиной с яичную скорлупу». Дай разок такому с нежной черепушкой, размозжи ее, тебя обвинят в убийстве. Talem qualem. Бери жертву такой, какой находишь. Иными словами, смотри, кого убиваешь. Смотри, кого убиваешь, дружок.
— Безумие! Это безумие какое-то. Тут явно ошибка. Я не так уж богат. Вам нужен Уотсон, вот он на миллиард потянет. Я вам все покажу, покажу. У него есть Ван Гог, Матисс. Его надо было — не меня. Ну поговори же со мной, черт возьми! Кто я такой, по-твоему? Кто я, по-твоему, такой?
Я-то точно знаю, кто ты такой.
А вот кто я — это для тебя загадка. Что я тут делаю? Вот это-то я как раз и хочу понять.
Он топает пяткой по льду, приподнимает одно плечо и снова оборачивается:
— Это безумие. Ты не… Ты хоть представляешь, во что влип, с кем связался? Да, я не Круз, черт бы его не видал, но, имей в виду, меня будут искать. Приедут на поиски. Ты меня слушаешь? Выбрось ты это из головы. Не знаю, что тебе сказали. Не знаю, что ты думаешь, но ты, приятель, совершаешь большую ошибку. Большую. Самую большую ошибку своей жизни. Ведь верно, а? Ты не знаешь, кто я, для тебя это всего лишь работа, так? Верно? Что ж, открою тебе правду, брат, эта ошибка изуродует тебе всю жизнь.
К нему возвращается уверенность в себе. Не прошло и десяти минут. Его роль по умолчанию — черный всадник, босс, центр Птолемеевой Вселенной. Мне она тоже нравится больше других.
— Ты слишком далеко зашел. Для розыгрыша — слишком далеко. В настоящий момент ты причиняешь тяжкие повреждения моим подошвам. Я на тебя в суд подам!
Он по-прежнему не понимает. Никак не может сообразить, зачем мы здесь.
— Слушай, приятель, ты понятия не имеешь, во что впутался. Не имеешь. Назови сумму. Давай, просто скажи, сколько надо. Сто тысяч долларов? Две? Ну а крутые пол-лимона тебе как? Пол-лимона. Шальные деньги. Легкий заработок. Давай, приятель. Ты и я. Обуем их. Натянем им нос. Ну, что на это скажешь? У меня — левые доходы, и ты тоже хапнешь. Давай, старик, ты все ходы и выходы знаешь, переиграем их на пару.
