— Нет.
— Греческий поэт, современник Гомера, но, в отличие от него, реальная историческая фигура. Он писал:
На каждый благой дар богов приходится
по два несчастья.
Не огорчайся по-детски, что нет
у богов равновесья,
С мужеством это терпи, на пользу
себе обращая.
Выверни жизнь, словно плащ,
ярким подбоем наверх.
— Не понимаю…
— Нельзя контролировать все. Что-то должно происходить само по себе. Не езди в Америку. Умоляю тебя, Меркадо, пожалуйста, не езди.
Я не отвечаю. Мое решение неизменно.
Гектор, тяжело сутулясь, поворачивается и идет по коридору. Слышу его шаркающие шаги на лестнице, потом из окна смотрю, нет ли за ним «хвоста», пока он не сворачивает на улицу Мисионес и не пропадает в пьяной гаванской ночи.
Глава 7
Неспящая Америка
Слишком поздно, Гектор. Уже слишком поздно, друг мой, прислушаться к твоим словам. Я здесь, я убила двоих, не сумела «с мужеством это терпеть».
Наверно, я не спала; сквозь сон уже в третий или четвертый раз мне слышался голос:
— Мария… Мария… vamonos.
Что?
— Мария, пора.
Мария? Кто тут Мария?
— Мария, пора вставать.
Ах да! Это же я.
— Который час? — спросила я.
— Шесть. Ухожу на весь день. Как спалось?
— Хорошо. Хорошо спалось. Первый раз проспала всю ночь с…
Я оборвала себя. Первый раз за сто восемьдесят дней я всю ночь спала без задних ног. Полгода прошло со дня моего рождения в Лагуне. Полгода с того телефонного звонка Рики. Полгода я вынашиваю свои планы.
— Посмотри на меня, — окликнул Пако.
Я протерла глаза. Передо мной стоял Пако в джинсах, рабочих сапогах, толстом черном свитере и ярко-желтой шляпе с твердыми полями. Выглядел он радостно возбужденным.
— Куда ты отправляешься? — спросила я.
— На стройку в центре города. Тебе шляпа нравится? Я в ней прямо настоящий янки, правда? Настоящий американец. — И он добавил скрипучим голосом: — Ну, ты хоть понимаешь, подонок, как тебе повезло? Па-и-маэшь? — Не знаю уж, кому он подражал.
— Выглядишь как заправский американец, — согласилась я.
Он улыбнулся еще шире, потом вдруг стал серьезен.
— Тебе тоже лучше бы встать, — озабоченно произнес он. — Эстебан уже здесь, повезет девчонок на гору. Он не в духе, вырядился как сутенер.
— Да пошел он, — пробормотала я и снова закрыла глаза.
В Гаване у меня было обыкновение лежать, пока в окно с улицы О’Райли не повеет свежезаваренным кофе из ближайшего кафе-мороженого.
— Черт, Мария, меня зовут, надо идти!
— Так иди, — бросила я, но тут же вспомнила, что с человеком, проведшим с вами ночь буквально под одной крышей, надо быть вежливой, и добавила: — Удачи тебе, Пако! Береги себя.
— До вечера.
Я кивнула и опять задремала на минуту-другую. Не слышала, как он вышел из комнаты, как «тойота» с мексиканцами уехала со стоянки, но вот тычок Эстебанова сапога из змеиной кожи, пришедшийся в лодыжку, прочувствовала вполне.
Рывком села в постели.
— Какого хрена… — начала было я в ярости, но тут вспомнила, где нахожусь.
— Я тут по делам, у тебя две минуты, чтобы привести себя в порядок, — заявил Эстебан и продолжил, не давая мне начать извиняться: — Мы имеем дело с важными людьми. Ты девочка умная, понимаешь, вся наша работа висит на волоске. Надо излучать уверенность в себе и спокойствие. Федералы нас не тронули. Все идет гладко. Поняла меня? Чтобы без вывертов. Это твой первый день, и я бы на твоем месте таким случаем воспользовался. Мне плевать, насколько плохо пойдут дела, я и тебя, и кого угодно уволю на хрен, если захочу. Надень эту униформу и жди меня у дома на стоянке через две минуты.
Он был в грифельно-сером костюме, волосы причесаны, лицо умыто, борода подстрижена. На мизинце сверкнул крупный перстень с бриллиантом, но в остальном он выглядел вполне прилично. Редкий мужчина обычной сексуальной ориентации может устоять против комплимента, отпущенного женщиной, которая младше его по возрасту, поэтому я пальнула в него из обоих стволов в упор:
— Жаль, что у вас неприятности, Эстебан, но я очень благодарна за предоставленную мне возможность. Позвольте добавить, что, на мой взгляд, вы прекрасно держитесь. Производите впечатление совершенно невозмутимого человека.
Красив, как медведь, так говорят у нас на Кубе.
Эстебан слегка скривил губы, и щеки его порозовели.
— Да уж… — буркнул он, — гм, ну, сейчас надо встретиться кое с кем из наших клиентов, заверить, что агентство «Горный штат» не нанимает нелегалов и не пострадало от рейдов СИН.
— Что ж, выглядите вы вполне достойно. Отличный костюм.
— У портного пошит. В Денвере, — уточнил он. Потом, видимо, вспомнил, зачем пришел, и добавил: — Э-э… Мария, ты должна быть внизу минут, скажем, через пять.
— Да запросто. Там и встретимся.
Он постоял еще немного, что-то обдумывая, потом решил высказаться до конца:
— Обычно я не даю людям возможности выбирать, но… Гм, где предпочитаешь работать: на горе Малибу, как мы ее называем, или в центре города, где немного полегче? Дело, наверно, кончится тем, что побываешь и там, и там, но на горе тем хорошо, что через две недели начнут давать рождественские чаевые. Может оказаться доходно.
На горе, разумеется, тут и обсуждать нечего.
— На горе, — сказала я.
— Я договорился с другими девчонками. Помни, половину чаевых получаю я, никаких исключений, О’кей?
— О’кей.
К Рождеству меня здесь не будет, так какого черта беспокоиться?!
Казалось, у Эстебана полегчало на душе.
— Отлично. Я решил тебе напомнить. Не хотелось бы потом действовать с позиции силы.
— Думаете, у вас бы получилось? — спросила я с улыбкой, выставляя полусогнутые худые руки, как это делают боксеры. В шутку, конечно.
Он ухмыльнулся:
— Ты мне нравишься, Мария. Если получится, может, поработаешь на меня у нас в офисе на Пёрл-стрит.
— Может, и поработаю.
— Хорошо. Ну, жду тебя внизу. — Он уж совсем собрался уходить, но в дверях снова остановился. — Там много не будет, знаешь ли, так что особенно не надейся, — сказал он.
— Чего много не будет? — не поняла я.
— Рождественских чаевых. Маргарита и Луиза убирались в доме у Круза и получили по тысяче баксов каждая. Но от нынешних наших говнюков такого не дождешься. Это светила помельче.
