Теперь верится с трудом. Все накрепко об этом забыли.
Здесь, в отличие от Малекона, уже почти никто пешком не ходит. Машины, проезжая мимо меня, сбавляли скорость, люди пялились в окна. Кто это там пешком? Что ей тут надо? Ничего хорошего, будь я…
— Мария! Мария, это ты?
Я оглянулась: пикап «тойота», в кузове несколько мексиканцев.
— Мы знакомы?..
— Это же я! — удивился Пако — я не узнала его, перемазанного какой-то сажей.
Он помог мне забраться в кузов.
Рукопожатия. Приветствия.
Ребята передали мне бутылку «Короны». Я сделала глоток. Оказалось, они едут со свалки по ту сторону горы, куда только что выкинули вполне исправные холодильники, калориферы, кондиционеры и другие устаревшие бытовые приборы из здания, которое ремонтируют на Пёрл-стрит. Почти все эти парни были уроженцами Мехико и Чиапаса. Все моложе двадцати пяти. Пако среди них чувствовал себя как рыба в воде. С удовольствием пил пиво, рассказывал анекдоты. Он не такой, как другие: в нем есть что-то особенное, он забавней, моложе, но он для них свой, а я — чужеродное тело, помеха.
— Не надо бы нам с тобой жить в одной комнате, Пако. Тебе бы лучше было с друзьями, — сказала я ему.
— Нет, нет, мне с тобой нравится, — настаивал он.
— Я — как заколка у тебя в волосах.
— Ничего подобного. — Он ухмыльнулся, нащупал новую бутылку «Короны» и покачал головой. Кто-то протянул мне бутылку текилы, я отказалась, она проследовала дальше.
— Хороший выдался день? — спросил Пако.
Хороший ли день? Да. Результативный. Разве только у миссис Купер припрятан где-нибудь «Оскар» за актерское мастерство, но вообще непохоже, что она могла сбить моего отца и бросить его умирать в канаве. В списке, составленном Рики на станции техобслуживания, оставалось теперь одно имя. Главный подозреваемый, на нем все сходится. Надменный, богатый, беззаботный. Он явно употребляет мет, марихуану и алкоголь. Должно быть, он.
Честно говоря, все даже слишком хорошо сходится. Если б я расследовала этот случай под руководством Гектора в Гаване, первым делом подумала бы, что такой главный подозреваемый — подставная фигура, чтобы выгородить какого-нибудь партийца. Но здесь — не Куба. Здесь все гораздо проще.
А Эстебан со своим оленем? Надо тщательно рассмотреть и этот вариант. Может быть, даже подумать о гольф-карте того сайентолога. На всякий случай.
Пикап, подпрыгивая на ухабах, летел по дороге. Пако полулежал, прислонившись ко мне спиной. Глаза у него потемнели от усталости. Что бы он ни говорил, физический труд для него явно непривычен.
— Положи голову мне на колени, малыш Франсиско, — сказала я.
— Я грязный, — возразил он.
— Клади-клади, закрой глаза.
Он, улыбаясь, повиновался. Кто-то из его приятелей захихикал, но Пако его послал. Я гладила его по волосам, улыбка Пако становилась все блаженней.
— Не пропустите мотель, — предупредил он. — Когда будем проезжать, Эрнандо, постучи в кабину. Они сами не остановятся. Вся команда Анхело едет в Денвер.
Еще ухабы. Еще пиво.
— Много еды, много пива, много веселья — это и есть Америка, — пробормотал себе под нос Пако.
Америка. Да. На Кубе все по-другому. На Кубе только животом и думаешь. А под конец месяца, когда книжка талонов худеет, живот подскажет, что делать.
— Ты о чем думаешь сейчас? — мечтательно спросил Пако.
— О своем животе, — ответила я.
Он засмеялся:
— Да у тебя его нет.
Есть, Пако. У меня там полицейские кишки, и они мне подсказывают, что миссис Купер ни при чем. Время идет, и ходить по этой земле убийце осталось совсем недолго. Считаные дни.
Глава 11
Молитва лучше сна
Небо цвета черной орхидеи. Черная луна. Черные сны. Я снова на Острове свободы. Дежурство в районе Ведадо. Стукачи. Туристы. Доктора. Шлюхи. Полицейские в штатском. Секретные психушки. Секретные тюрьмы. Мне звонят домой. Но меня еще нет, я вернусь, но пока — меня нет.
Мне снилась песнь пробуждения, я уже не спала, просто лежала под простыней. Отодвинула шторы, взглянула в окно.
До рассвета было еще далеко. Ночь полнилась гаснущими звездами и незримыми небесными телами.
На лестнице перед домом раздались шаги. Кто там? Глаза постепенно привыкли к свету.
Это Пако. Стоит на коленях. Перебирает пальцами четки.
Неужели он так каждое утро?
Бедный парень. Там же, должно быть, страшно.
Я смотрела на него как завороженная.
Он закончил молиться, поднял голову. Отпустила штору, снова легла.
Клацнул ключ в замке. Со скрипом отворилась дверь. Он вошел.
Посмотрел в мою сторону, прищурился, стараясь разглядеть, сплю я или нет. Решив, что сплю, прокрался на цыпочках к своей кровати и разулся. Достал из кармана пакет с белым порошком и осторожно положил в ящик комода возле кровати. Откинул одеяло, лег и повернулся на бок.
Вот он закрыл глаза предплечьем — попытался заснуть. Через несколько минут убрал руку, лицо приняло необычное, какое-то женственное выражение. Брови у него густые, черты лица тонкие, волосы жесткие, но лежат, будто после парикмахерской укладки. Диковатый вид ему придают глаза — сказались, видно, и годы нищенства, и жизнь в бандах Манагуа, и даже, если только он не привирает, при лагере сандинистов, когда он совсем еще ребенком хотел стать солдатом.
Во сне он казался более серьезным, чем обычно.
Досадно, Пако, что ты так сильно полюбил Америку. Не следовало влюбляться на первом же свидании.
Вот я — нет. В любовных делах я не спешу. Слишком разборчива, все так говорят. Да, я женщина из Гаваны, но я — исключение, которое только подтверждает правило.
Но тебе, Франсиско, все дается слишком легко и слишком быстро. Разве ты не слышал, что говорил Эстебан? У этой земли, как у медали, есть и другая сторона, есть…
Он вдруг открыл глаза, я не успела отвести взгляд.
— Я чувствовал, что ты на меня смотришь, — сказал он.
— Разбудила?
— Нет, я не спал. Сколько времени? — Пако приподнялся на локте.
— Шесть… Погоди минутку, ты только пришел?
— Да.
— Где ты был?
— В Денвере, — ответил он, помолчав.
— В Денвере? Что ты там делал?
— К полуночи зашел Мануэлито, ты спала. Искал кого-нибудь, кто бы с ним поехал.
— Что за Мануэль?
— Разве ты его не знаешь?
— Нет. Что тебе понадобилось в Денвере? — удивилась я.
