Голос Рики доносится издалека, как будто с Луны.
— Как ты меня нашел?
— Слушай, дорогая, сядь. Ты сидишь? Крепись, отец погиб, какой-то несчастный случай в Колорадо.
— Что? Где?
— В Колорадо.
Первая мысль: и слава богу. Ведь ни единого письма не прислал. Ни доллара.
Потом нахлынули воспоминания.
Плача, я слушала голос Рики.
— Могу добыть разрешение на поездку.
— Но как?
— Есть каналы. Отсосут, кому следует.
Рассмеялась сквозь слезы и повесила черную бакелитовую трубку.
Владелец кафе, агент полиции, поинтересовался:
— Что, плохие вести?
— Да. Мой отец погиб.
На дороге в горах Колорадо.
Вот она, эта дорога, за окном.
Ох, папа, ничего я не могу для тебя сделать. Это замок, из которого не убежишь. И мне здесь нравится, мне здесь так хорошо. Я сама испросила ключи от самой высокой башни, возвышающейся за тысячи миль от заросших одуванчиками соленых троп, от мальчишек, вскормленных бобами, от полей красноватой земли и небес, с которых капают слезы.
Вот эта дорога. Та самая. Прямо за оконным стеклом.
За окном на террасе что-то скрипнуло.
Кто-то там ходит. На этот раз слух меня не подводит.
Вся — внимание, дремоту как рукой сняло, в крови — адреналиновый шторм. Рывком сажусь в кровати, смотрю, нет ли теней на балконе. Никого, но я не ошиблась. И это не белка, не бродячая собака. Это звук шагов человека, идущего в сапогах по деревянному настилу.
Отбрасываю одеяло, бегу к камину, хватаю чугунную кочергу с жутковатым крючком на конце.
Открываю замок французского окна, выхожу на террасу, осматриваю укромные места в нишах стены и крышу.
— Эй, есть тут кто?
Ответа нет. Даже птицы молчат.
Ворота закрыты, чужих машин не видать, все как обыч…
Погоди-ка. Следы сапог на гравии. Ведут к дому.
— Привет, — слышу у себя за спиной голос шерифа Бригса.
Подавляю рвущийся наружу крик и оборачиваюсь.
Он одет в теплое пальто, но я понимаю, что под ним — полная форма. Он явился сюда как полицейский.
— Вы меня напугали. Я вас не видела, — говорю я.
Он ухмыляется, показывая жемчужные зубы, и потирает подбородок.
— Это точно.
Разглядывает мою грудь под футболкой Джека. Лезет в карман, достает сигару. Из другого кармана — «зиппо». Не стоит мне тут стоять, этим я как будто признаю свою вину. Надо уйти в дом.
— Простите, señor, но мне надо…
Он качает головой:
— Нет, тебе не надо.
— Но señor Тайрон…
— Джек меня не интересует. Я тебя искал.
Стою, кротко опустив глаза долу.
— Меня? — удивляюсь.
— Да, тебя.
— Зачем, señor? — спрашиваю я по-испански.
Он, ухмыляясь, выпускает кольцо дыма.
— Нет-нет-нет. Со мной этот номер не пройдет. С английским, я знаю, у тебя полный, порядок. А теперь веди себя как хороший щеночек и сядь вот там, — указывает на деревянный шезлонг.
Я смахиваю тонкий слой снега и сажусь. Кожей чувствую, как пропитываются холодной водой из намокшего дерева штаны Джека.
— Тебя не было в мотеле, — говорит Бригс, наклоняясь вперед и забирая у меня кочергу.
— Не было.
— В мотеле не было, я расспросил народ и сообразил, что ты должна быть здесь.
— Я что, закон нарушила?
— Ну, если шлюшничала тут, а нас с Эстебаном в долю не взяла, можно сказать, что да, нарушила. Но, кажется, ты не шлюшничала, так ведь?
Я качаю головой.
— Ну конечно, вряд ли ты шлюшничала, тебе ведь деньги не нужны.
— Не понимаю, señor.
— Это всего лишь догадка, однако что-то мне подсказывает, что тебе не так уж нужны деньги. — Он снова усмехается.
От холода я начинаю дрожать. Нет. Дело не в холоде. Пытаюсь совладать с дрожью.
— Если я ничего не нарушила, я бы пошла в дом, — говорю я.
— Ты никуда не пойдешь, пока не ответишь мне на несколько вопросов.
— Хорошо.
— «Хорошо»… Да, вижу, в тебе силен дух противоречия. Ладно. Сколько ты уже здесь? Три дня. Пора понять, что к чему. Итак, вопрос первый. Чей это город, твою мать?
— Ваш, señor.
— Мой город. Совершенно верно, черт возьми! Мой город, на хрен! Шериф — я. Я представитель государства. Я, твою мать, господь вседержитель. Это верно. У нас тут живет Том Круз, но это, твою мать, мой город. — Он говорил все громче. Лицо налилось краской.
Что-то, видимо, случилось. Что-то он узнал.
Неужели Пако разболтал про Нью-Мексико? Или федералы пришли сюда по следу? Откуда произошла утечка? Надо успокоиться. Сохранять спокойствие. Все нормально. Вспомни гаванское правило: молчать и еще раз молчать.
Шериф расстегивает пальто, садится на шезлонг рядом и, плюхнув сапог на подлокотник моего кресла, продолжает:
— Думала, тут может что-то случиться, а я не узнаю. Так? Ошибаешься, señorita. От Малибу до Потной Спины и до самого гребаного Вейля я знаю, что происходит. У меня работа такая — знать. Понимаешь?
— Да, señor.
— Последний раз я пребывал в неведении во время Первой войны в заливе. Мы думали, будет вторжение, а на деле оказалась ложная атака. С тех пор меня никто так не проводил. Никто, и уж, разумеется, не какая-нибудь мексиканская потаскуха, слишком гордая, чтобы на нас путанить. Чего ты, твою мать, так гордишься? Небось замуж за Джека собралась? Залететь от него надумала? Так или не так, твою мать? Или тебе больше по душе шантаж? И залететь, и шантажировать одновременно?
Другой начищенный кожаный сапог со стуком опускается на подлокотник шезлонга, на котором, сжавшись, сижу я. Шериф скрещивает ноги и сверлит меня взглядом.
Спокойно, говорю я себе. Он ничего точно не знает. Только надеется узнать. Может, что-то у него на тебя и есть, но вся правда ему неизвестна. Пока.
— Нет ответа? — рычит он.
— Не понимаю, что вы хотите услышать в ответ, señor.
— Ах, ты не понимаешь! Что болтают в этом вашем мексиканском мотеле?
Брызги слюны летят с губ. Он зол не на шутку. Теперь мне становится страшно. Боюсь я не столько пистолета, сколько его огромных кулаков. Чтобы отправить меня на тот свет, достаточно будет двух ударов.
