Дальше мучить его не было смысла.
— Только ради тебя, — согласилась я.
Он с облегчением улыбнулся. Совсем по-детски, широко, открыто. Жизнь еще не отучила. Да он и не видал ее по большому счету.
Ему двадцать один или двадцать два. Я его старше лет на пять. Полдесятилетия, а какая разница в опыте!
Отвинтив крышечку, глотнула тепловатой воды и вернула бутылку, поблагодарив:
— Muy amable.
[3]
Он прижал руку к сердцу и вежливо отозвался:
— Не стоит благодарности.
Видимо, парень рос и воспитывался среди своих сестер и тетушек. Мне стало любопытно, и я спросила:
— Как тебя зовут?
— Франсиско.
— Педро, кажется, говорил, ты из Никарагуа?
— Родом оттуда, но несколько лет жил в окрестностях Мехико-Сити. Потом переехал в Хуарес.
Черт, я-то как раз собиралась сказать, что тоже из Мехико-Сити. Придется придумать что-нибудь другое.
— Ясно, — торопливо проговорила я. — Чем собираешься заняться в Америке?
— Хочу делать деньги, — признался он.
Старик что-то пробурчал, мальчик-индеец ухмыльнулся. Разумеется. Я тут среди них белая ворона. В Америку все едут за деньгами.
— А что не пересек границу в Хуаресе?
— «Vientos Huracanados», «Ураганный ветер», — объяснил он шепотом, наклонившись поближе.
Я понимающе кивнула. Это новая, особо опасная банда, торгующая наркотиками. Они никого не убивают. Они просто приходят к вам в дом, дробят коленные чашечки вашим детям. Потом едут к вашей маме и поджигают дом вместе с нею. Потом едут на кладбище, выкапывают из могилы тело вашего папы и отрывают ему голову. С такими лучше не связываться.
— А что ты им сделал?
Франсиско покачал головой, показывая, что не хочет это обсуждать.
— Я работал механиком в Белизе, говорю по-английски, — встрял в разговор парень из Гватемалы.
Я кивнула и нацепила солнечные очки. Понимаете теперь, почему не стоит затевать разговоры в дороге? Слово за слово, и судьба этих двоих мне уже небезразлична.
Закрыла глаза, делая вид, что дремлю.
Ребята начали болтать о футболе, сидящий рядом со мною старик запел какую-то старинную цыганскую балладу.
Через некоторое время я и в самом деле заснула.
Гектор говорит, что мозг млекопитающего — самая удивительная штука на свете. Даже во сне он занимается критической оценкой вещей и событий, следит за температурой, обрабатывает информацию, воспринятую слухом и обонянием.
Проснувшись, я уже знала: что-то неладно. Горечь во рту — вкус адреналина.
«Лендровер» стоял.
— Что случилось? — спросила я.
— Перед нами машина, — ответил Франсиско.
Я посмотрела сквозь грязное лобовое стекло. Так и есть, впереди нас громоздился красный пикап «шевроле». Новый. Огромный.
— Копы, — предположил Франсиско, но, на мой взгляд, сидевшие в пикапе не походили на полицейских.
— Где мы? — спросила я.
— К северо-западу от Паломаса, на развилке, она называется Кровавой. Чуть к югу от дороги. Проехать не дают, — ответил Педро.
— А объехать нельзя? — вслух подумал Франсиско.
Педро покачал головой.
— Можно только назад, откуда приехали, но — догонят.
— Не погонятся же они за нами через границу, — возразила я.
— Это еще как сказать, — едва слышно пробормотал Педро.
— И что думаете делать? Просто ждать? — спросила я, обнаруживая нетерпение.
— Не знаю. По-моему, это не пограничный патруль.
— Что такое? — вступил в разговор старик. До него вдруг дошло, что мы остановились.
— Полиция или что-то в этом роде, — ответила я.
— Может, бросить машину и бежать к границе? — предложил Франсиско.
Боже упаси.
— Ты спятил? Пешком? По пустыне? — возмущенно откликнулась я.
— Они же не могут гнаться за всеми сразу, — возразил Франсиско, пытаясь открыть заднюю дверцу «лендровера».
— Оставайтесь на своих местах! — рявкнул Педро, обернувшись к нам.
— В Мексику депортируют. Мне это ни к чему, — сказал Франсиско, толкая дверь. Он посмотрел на меня. — Давайте, надо убираться отсюда.
— Если побежим, они все равно рано или поздно всех переловят. Сначала пожилых, потом нас, — сказал парнишка из Гватемалы.
— Они нас убьют, — заметил старик и перед лицом такой блестящей перспективы выдавил полубезумную ухмылку.
— Идут сюда… — пробормотал Педро. — Расслабьтесь и сидите, где сидели. Говорить с ними буду я.
Подняв клубы пыли, пикап дал задний ход. В шести метрах от нас остановился, из него вышел человек в бейсболке и достал из машины мегафон и карабин. Он не целился, просто держал оружие так, чтобы его было хорошо видно.
— Всем выйти из машины, — скомандовал он в мегафон.
— Все должны выйти из машины, — перевел Педро на испанский.
Никто не шелохнулся.
— Всем выйти, — повторил Педро.
Мне это совсем не нравилось.
— Он же не в форме, — сказала я.
Педро вынул ключи из замка зажигания и открыл дверцу. Вылез, пошел к пикапу с поднятыми руками.
— Лечь на землю, руки-ноги выпрямить и развести.
Педро лег.
— Теперь остальные. Выходите медленно, руки держать вверх, — приказал человек в бейсболке, по-прежнему стоя за открытой дверцей «шевроле».
Нам оставалось только повиноваться.
— Педро забрал ключи, — заметила я.
С карабином не поспоришь — мы вышли из «лендровера», легли в песок рядом с Педро. Когда в нашей машине никого не осталось, в «шевроле» заглушили двигатель и к нам приблизились двое американцев, один с охотничьим карабином, другой с дробовиком-двустволкой. Оба рослые, в высоких ботинках, джинсах и клетчатых рубахах. Тот, что с карабином, низко надвинул на лицо кепку с широким козырьком. Другой щеголял бейсболкой с какой-то надписью. Обоим, как мне показалось, было лет по тридцать с небольшим.
— Глянь-ка, Боб, тут мы подстрелим кое-что получше, чем свинья-пекари, — сказал тот, что был в кепке с козырьком.
— Да пошли они, Рэй, убогие нелегалы, ну их на…
Рэй покачал головой и бросил мегафон на землю.
— Пожалуйста, сэр, мы ехали и сбились с пути, — завел Педро, но Рэй, не дав договорить, ударил его ногой по ребрам.
