Юкилис останавливается у открытого багажника своей машины, оборачивается, смотрит на меня. Качает головой. Не хочет в багажник. Багажник для него — все равно что смерть. В доме у него есть хоть какой-то шанс на спасение, оказаться в машине — значит умереть.
Я это предвидела. Направляю ему в лицо струю газа из баллончика.
Он мычит, колени подгибаются. Успеваю подскочить к нему, он валится, но я направляю его падение так, что он по пояс оказывается в багажнике. При росте метр девяносто пять Юкилис крепкого сложения, так что, если бы упал на пол, мне бы пришлось помучиться, чтобы затащить его в машину. Бросаю пистолет и баллончик, изо всех сил двумя руками упираюсь ему в таз, заталкиваю как можно дальше от дверцы. Ослепленный и напуганный, он все же сопротивляется, пробует лягнуть меня, но уже поздно, я его загрузила. Бью его кулаком по носу. Ошеломленный, он, корчась, сам отползает от дверцы.
Достаю клейкую ленту.
Юкилис всхлипывает, из носа идет кровь.
Беру его за лодыжки, зажимаю их под мышкой, обматываю клейкой лентой. Удар по носу и перцовый аэрозоль возымели действие, он теперь кроток, как ягненок. Но это ненадолго. Справиться с Юкилисом будет непросто.
Обматываю его лодыжки. Виток за витком. Еще и еще. Он начинает сопротивляться и дергать ногами. Наматываю несколько слоев ленты вокруг головы, закрывая рот.
Захлопываю багажник.
Оттуда доносится приглушенное мычание.
Хм! Не нравится, видишь ли, ему! Мне и самой не нравится.
Простояв у машины, кажется, целую вечность, я иду в дом и тушу везде свет. Потом возвращаюсь в гараж.
Он затих.
Может, сердечный приступ?
Все равно это будет рассматриваться как убийство.
Я нажимаю на кнопку — ворота гаража разъезжаются. Открыв дверцу БМВ, закидываю на заднее сиденье свои вещи, сажусь, закрываю дверцу, поворачиваю ключ зажигания и выезжаю.
Бестелесный голос богатого заезжего европейца умоляет пристегнуть ремни безопасности. Пристегиваю, чтобы его угомонить.
БМВ двигается как танк, а уж я-то знаю, как двигаются танки, часть моей военной службы прошла на советском танке Т-72.
Подъехав к воротам, я освещаю дорогу дальним светом фар. Сердце колотится как бешеное. Оборачиваюсь назад, хочу убедиться, что ворота гаража автоматически закрылись.
Не закрываются.
Что делать? Пошарив в салоне, нахожу маленькую коробочку, пристроенную за откидной солнцезащитный козырек. Возле одной кнопки надпись «открыть/закрыть». Нажимаю.
Гараж закрывается.
Еду к воротам в сторону Олд-Боулдер-роуд. Неведомым образом они узнают о моем приближении и открываются сами. Я выезжаю на горную дорогу и сворачиваю налево, вниз по склону.
Теперь можно снять лыжную маску, постараться сосредоточиться на управлении машиной.
Черт! Забыла оставить записку, что вернусь к полудню. Ничего страшного, об этом переживать не стоит. Прислуга ничего не заметит. Да я и есть прислуга.
По обочинам дороги мелькают обледенелые деревья. Юкилис начинает издавать какие-то звуки.
Включаю радио. Щелк, щелк, щелк, так, нахожу денверскую радиостанцию, передающую классическую музыку. Играют Шостаковича.
Достаю дорожную карту. Включаю свет в салоне.
Где это мы?
А, вот здесь.
Олд-Боулдер-роуд — первая же развилка.
Выключаю свет, машина несется вперед.
Деревья. Дома. Развилка. Мне сюда.
Дорога разделяется на две. Тридцать четвертая идет на восток в Национальный парк «Скалистые горы», номер сто двадцать пять ведет прямо в Вайоминг.
Мне нужна сто двадцать пятая.
Проверяю еще раз по карте. По прямой до самой границы штата.
Слежки за мной нет. Из багажника доносится стук. Впереди на сто двадцать пятой — огни легковых машин, грузовиков.
Снег как будто перестал, однако теперь пошел опять. Включаю дворники. Делаю погромче радио и, выехав на сто двадцать пятую, набираю скорость до девяноста пяти километров в час.
А там и до ста двадцати, до ста пятидесяти.
Минута проходит за минутой. Десять, двадцать, сорок пять.
За Шостаковичем следует Персел, за Перселом — Моцарт.
Я подъезжаю к городку Уолден и сбавляю скорость. В этот час на улицах никого. Снова разгоняюсь — и вскоре мы уже в Вайоминге. Надпись на щите: «Добро пожаловать в ковбойский штат!» Ниже кто-то нацарапал: «Родина Дика Чейни, вице-президента».
Внутренний голос, настойчивый, как сутенер-подросток, говорит, что вся эта затея — серьезная ошибка. Ставка — моя жизнь. И чего ради? Так до сих пор и не поняла хорошенько.
Заткнись. Помолчи хотя бы двадцать минут.
Но на БМВ я оказываюсь у озера через пятнадцать.
Мы едем, как кажется, без всяких усилий и так быстро, что я чуть не проскочила нужный поворот.
Торможу, машину заносит.
Съезжаю на проселочную дорогу.
Темно хоть глаз выколи — слишком рано мы здесь оказались. Не сможем выйти на лед в темноте.
Придется ждать.
Луна, как сказала бы моя мама, в восьмом доме гороскопа.
Но мне нужно солнце.
Я выключаю двигатель, вытаскиваю пачку мексиканских сигарет и апельсин.
Глава 17
Пятьдесят косых
Пейзаж вокруг этого замерзшего озера, упрятанного в глуши американского штата Вайоминг, напоминает гравюру с изображением средневековой мавританской Испании. Минаретами высятся кизиловые деревья, гладь застывшей воды раскинулась, словно молитвенный коврик саджадах, а вороны в ветвях кричат, будто муэдзины.
Пытаюсь подобрать какую-нибудь кубинскую метафору, но не нахожу. На Кубе нет ничего подобного.
Безлюдно. Холодно. Спокойно. Безопасно.
Но и Америка — всего лишь образ в мозгу тех, кто никогда здесь не бывал. А приедешь сюда — и поймешь: страна как страна, не лучше и не хуже других.
Я просунула руку под мышку Юкилису, приподняв его над водой посиневшими на морозе пальцами, и начала говорить, а ему пришлось выслушать мой рассказ.
Я с Кубы, расследую смерть своего отца. Бедный сбитый мексиканец. Городской крысолов. Безымянный трудяга с поддельным паспортом. Никто.
Под видом горничной проникла к тебе в дом. Собирала материал и улики, подслушивала. Выяснила, что миссис Купер ни при чем. И Эстебан тоже. Как и Тоби. Это — ты. Я знала, что это ты. Мне Джек сказал. Мне все это говорили. Ты сбил моего отца и оставил его умирать на обочине.
Ну… Теперь ты знаешь.
