— Как же, сейчас! Все врет эта сука, — убеждает Бригс.
— Мы же не можем просто ее убить. Придется…
Ближе… ближе… совсем близко…
— Да ничего нам не будет. Это же просто заезжая мексиканская дура. Ее не найдут никогда. Крофорд, ты готов?
Дотягиваюсь до рюкзачка, хватаю его, начинаю расстегивать.
— Готов, — рапортует Крофорд.
— Ты бери стрелка, я займусь ею, — распределяет обязанности шериф.
С берега гремит выстрел. Вспышкой стрелок выдает свою позицию.
Крофорд, прикусив губу от боли, становится на колено, затем поднимается в полный рост и начинает стрелять в заросли. Но Бригс лежит на льду — он трусоват. По-прежнему пытается попасть в меня из положения лежа. Бум-бум-бум! Все мимо. Вставай, трус, и убей меня. Где же твои huevos?
[25]
Я-то думала, ты герой войны.
— Ну, сделал ее? — спрашивает Крофорд.
— Нет пока, — отвечает Бригс. — Не беспокойся. Сейчас достану сучонку… Главное, не давай стрелку голову поднять.
— Он перезаряжает. У нас десять секунд.
Теперь наконец и Бригс встает в полный рост, без малого два метра, и каким-то чудом по-прежнему в ковбойской шляпе. Опасаясь получить пулю в голову, он кланялся при каждом выстреле.
Я роюсь в рюкзачке: баллончик с перцовым аэрозолем, лыжная маска, веревка, моток клейкой ленты, и вот рука нащупывает заряженный «стечкин» 9-го калибра, который не чистили и из которого не стреляли уже несколько лет.
Бригс движется ко мне, идет, перешагивая через трещины, обеими руками держа пистолет. Остается метров шесть. С такого расстояния невозможно промахнуться. Он поднимает пистолет и прицеливается.
— Все, шлюха, больше никаких шансов, — говорит он. Он собран, не сводит с меня прищуренных глаз, на лице широкая улыбка.
— Может, и есть, — отвечаю я, выхватываю из рюкзачка отцовский пистолет, стреляю.
Пуля попадает шерифу в шею.
Он валится на колени, роняет оружие.
Хватается руками за горло, из-под пальцев хлещет кровь.
Ссссаа! Стрелок в зарослях, по-видимому, перезарядил винтовку. Крофорд успевает прижаться ко льду.
— Ну, ты ее сделал? — спрашивает он.
Лед подо мной трещит, однако я подхожу к пистолету Бригса и сталкиваю его в воду.
— Черт, ну ты сделал ее или нет? — орет Крофорд, расстреливая последнюю обойму в надежде зацепить стрелка, засевшего у стоянки.
Из-за верхушек деревьев показывается солнце, мгновенно разделив все вокруг на свет и тень. Вода затекает мне в обувь, я теряю равновесие, вскидываю руки, вновь обретаю его, перешагиваю через расширяющуюся трещину и оказываюсь за спиной у Крофорда.
Он оборачивается.
— Гребаная мексиканская соска! — выдыхает он, вставляя новую обойму, но не успевает выстрелить, как я всаживаю одну пулю ему в пах, другую в грудь повыше пуленепробиваемого жилета и последнюю — в рот.
Машу рукой человеку на стоянке. Он поднимается, машет мне в ответ.
Для Эстебана слишком худ. Наверно, это Пако.
Размахиваю руками над головой:
— Всё! Хватит! Довольно! Все убиты.
Наступает тишина, потом до меня доносится:
— Ты цела?
— Si.
— Подожди, я сейчас.
Я подхожу к Джеку и опускаюсь возле него на колени.
Он перепуган. От него исходит отвратительное зловоние. Он обгадился. Улыбаюсь ему, показывая, что бояться нечего.
— Ты кто? — спрашивает он дрожащим голосом.
— Мария.
— Зачем ты все это?..
Ну уж точно не из-за скудных чаевых.
У себя за спиной я слышу стон. Бригс. Он еще жив. Такого можно убить, только вогнав в полночь на перекрестке осиновый кол в сердце.
— Подожди здесь, — говорю я Джеку. — Не двигайся.
Осторожно обходя трещины, подхожу к Бригсу. Вокруг него трескается лед. Кровь и вода, вода и кровь.
Становлюсь возле него на колени, и наши глаза встречаются.
Ну, добился своего? Нашел ответы, которые так хотел получить?
Я — не нашла. Гектор говорит, смысл жизни заключается в поисках ответа на вопрос: «В чем смысл жизни?» Но то Гектор…
Бригс не сводит с меня глаз.
— Спаси… — хрипит он.
Я осматриваю его рану. Если сейчас же доставить в больницу, какой-то, пусть и ничтожный, шанс выжить у него есть.
Однако я качаю головой.
— Почему?.. — ловя воздух, спрашивает он.
И правда, почему?
Не могу рассказать тебе о картах таро, или «Книге перемен», или что послана я нашей лунной Царицей. Но кое-что я должна тебе сказать. Я должна сказать тебе это, потому что прежде, чем минутная стрелка часов совершит полный круг, благодаря мне произойдет твое преображение.
Тебе, я полагаю, это обошлось в пятьдесят тысяч.
— Пятьдесят косых. Столько стоил мертвый мексиканец.
Он напряженно думает, но явно не понимает.
— Столько стоила жизнь моего отца, ты купил ее по дешевке, — объясняю я.
Он кивает.
У него дух захватило от сладости смерти. Лицо побелело, глаза налились кровью. В волосах застряли осколки льда.
— Есть у тебя Бог, с которым ты советуешься? — спрашиваю я.
— Нет, нет, подожди, — лопочет он, но слова больше похожи на бульканье, словно он горло полощет.
— Прими свой покой.
Бригс хватает меня за руку своей окровавленной ладонью. Я вырываюсь, делаю шаг назад и поднимаю отцовский пистолет. Это — не возмездие. Я не вправе воздать за отца. И все-таки я помогу тебе уйти из этой юдоли скорби.
— Нет, подожди, мы можем догово…
Свинец преодолевает разделяющее нас пространство, разрывает кожу, проходит через кость и оставляет в черепе отверстие размером с детский кулак.
Он обводит бессмысленным взором залитый кровью лед и, мертвый, валится на спину.
Джек поднимает руки над головой.
Он плачет.
— Не стреляй!.. Пожалуйста… — обливаясь слезами, молит он. — Я так виноват, о господи, я так виноват! Что бы я ни сделал, я так виноват! — Лицо Джека искажено непритворной гримасой страдания. — О господи, пожалуйста, не надо, пожалуйста…
— Ни одна роль еще тебе так не удавалась, Джек, — хвалю я.
— Я не играю, я действительно искренне раскаиваюсь.
— В чем?
