– Почему именно вас?
– Были у меня нелады с советской властью. Колхозы мне не нравились. Посадить не посадили, но в НКВД потаскали.
– А теперь?
– Что теперь? Немцы-то обещали колхозы распустить, а не распустили. Обещали раздать обратно землю – не раздали. Но разве в колхозах дело? Я ведь думал как? Буду по мере сил защищать своих деревенских от немецкого произвола. Хоть что-нибудь, да сделаю. Но только понятно, что ничего из этого не вышло, да и выйти не могло. У немцев ведь отлаженная система грабежа! От нас-то, своих помощников, они особо и не скрывают, что чем больше умрет белорусов, тем им будет лучше. То есть немцы – господа, белорусы – рабы, а мы – кто-то вроде надсмотрщиков. А что делать? Уйти – так у немцев по собственному желанию увольняются лишь на небеса. Да и не по собственному. В Лушнево староста запивал, срывал им их хозяйственные мероприятия – его немцы и расстреляли. В партизаны? Кто ж мне поверит. Да и не было тут партизан. То есть были какие-то отряды в сорок первом – так они таких, как я, расстреливали, не задавая никаких вопросов. («Мы б тебя в сорок первом встретили, тоже бы расстреляли», – подумал про себя Сергей.) Так что теперь я жду – то ли партизаны поставят меня к стенке, то ли немцы.
– А что так?
– У них мода пошла в последнее время – расстреливать старост. По поводу и без повода. Для острастки, наверное.
– Как говорит наш доктор, тяжелый случай, – покачал головой Мельников. – Но выход есть из любого положения. Помогать партизанам хотите? Сейчас мы не такие злые, мы прощаем людей, которые одумались. Даже полицаев иногда.
– Пожалуй, а то и в самом деле уже совсем тошно. А что делать?
– Для начала… Что вы знаете о банде Чигиря?
– Эти якобы красные партизаны? Да это ж бандиты! А теперь еще и немецкие агенты.
– Вот как! Выходит, все об этом знают, – хмыкнул Макаров.
– Не все. Но я по должности обязан знать. Мне доставили секретное письмо. Деревня большая. И полицаи у меня – украинцы. Националисты. Они для немцев надежнее местных. Наши-то, местные, по своей воле в бой не полезут, если их немцы не погонят. У них куража нет. Да и к чему им головы класть? А эти украинцы – дело другое. У них к москалям большая злоба. Они ведь до сих пор всех партизан называют «парашютистами». Дескать, это забрасывают диверсантов из Москвы. Вот меня и предупредили, чтобы я сдуру против Чигиря воевать не полез бы. Мало ли, вдруг узнаю, что они где-нибудь неподалеку, захочу выслужиться перед немцами – и двину своих людей.
И вдруг Мельникова осенила идея.
– А полицаи знают правду про Чигиря? Или, может, догадываются?
– Не думаю. Я слышал их разговоры. Я ж говорю: многие из них – убежденные враги советской власти. Так что «большевисткие зверства» они воспринимают как нечто само собой разумеющееся. Только сегодня Прокопенко, их командир, спрашивал меня, почему мы не идем на партизан. Он-то, кроме всего прочего, очень хочет сделать карьеру.
– Ха, видимо, он никогда не видел настоящих партизан, – пробормотал Мельников. – Ага, понял! Мы как раз на партизан и пойдем!
Мельников полез в свой рюкзак и извлек оттуда небольшой сверток. Там оказалась немецкая пилотка, нацистская кокарда, лейтенантские погоны и повязка с надписью «Schutzmannschaft».
– Вот, ношу с собой в разведку на всякий случай. Запас не тяготит, а иногда сильно выручает. Гриша, снимай пилотку, надевай немецкую, цепляй повязку… А я пока погончики пришпандорю.
– На камуфляжных куртках немцы вроде погоны не носят. Так нас в Москве учили, по крайней мере, – усомнился Григорий.
– Да какая разница! Кто тут видел немцев в этих самых камуфляжных куртках? Их же носят всякие разведчики, парашютисты, а не тыловые крысы. Да и кто из полицаев зубрил немецкие уставы? А погоны придают авторитет. Перед офицерами вся эта сволочь очень тянется.
До Еременко постепенно доходило.
– То есть вы хотите…
– Именно это и хотим. Поднимем их по тревоге и бросим на банду. Если все так, как вы говорите, они с радостью ринутся выслуживать милость фрицев. Пусть убивают друг друга. Конечно, после этого вам придется уходить с нами. Готовы на такое?
– Готов. Да и выбора у меня нет. Если я откажусь, вряд ли вы меня оставите в живых.
– Правильно вы все поняли.
– А нас не раскроют? – усомнился старшина.
– Я бывал в деревнях, занятых немцами, – и обманывал фрицев. А ты «шум», а не немец. И вообще твое дело – молчать в тряпочку, пока господин офицер говорит.
– Ну, Серега! Мне уже сообщили, что ты псих. Но я так скажу: если ты и псих, то псих гениальный! – заключил старшина.
* * *
Полицаи располагались в здании школы. Довольно быстро их удалось поднять и выстроить во дворе. Мельников с надменным видом прохаживался перед строем. Его массивная фигура вкупе с необычной формой производила впечатление. Для усиления эффекта он прорявкал несколько многосложных немецких ругательств. Вот ЭТО полицаи обычно понимали великолепно. Макаров стоял в стороне и не отсвечивал.
Сергей насмотрелся на немецких приспешников всех родов и видов. И вполне оценил тех, кого видел перед собой. Это был не собранный с бору по сосенке расхристанный полицайский сброд, а люди посерьезнее. Вооружение у них было, правда, так себе. Все с чешскими и русскими винтовками и с одним чешским же ручным пулеметом
[19]. Резко повернувшись к строю, Сергей начал речь, корявля слова на немецкий лад.
– Доблестные украинские полицай! Наши войска сейчас уничтожайт там, – Мельников показал на север, – большой отряд большевистских бандитов. Но вам тоже есть работа. Наша разведка есть обнаружить другой лагерь бандитов. Я имею приказ их уничтожайт! Их мало. Вы сумеете их убить. Вы все получить награды. Но кто будет трус – тому я прав делайт расстрел.
– Не извольте беспокоиться, господин офицер, – доложил Прокопенко, здоровенный мужик с лицом, не отягощенным интеллектом, преданно глядевший на «немца». – Мои хлопцы не подведут.
– Зер гут. Да! Пленный брать не надо! Мне нужен мертвый большевик!
* * *
Вышли с таким расчетом, чтобы подойти к месту на рассвете. Подошли верно. В серой предсумеречной мгле виднелись постройки – большой дом и какой-то сарай рядом.
– Так, вы, Еременко, не лезьте в драку. Как мы двинемся, отходите на безопасное расстояние по этой просеке. Ждите нас там.
Полицаи рассредоточились по опушке. До дома было всего метров пятьдесят. Так, а где часовой? Обнаружился и он. Парень болтался вдоль дома, не особо оглядываясь вокруг, поглощенный усиленной борьбой со сном. С него и начнем. Мельников жестом подозвал одного полицая и взял у него мосинскую винтовку. Тщательно прицелился… Бахнул выстрел – и часовой, как мешок, рухнул на землю.
