«Redemptoris Missio» и в других своих проявлениях представляет собой веяние новой культуры. Иоанн Павел настаивает, что плюрализм — это больше, чем множественность, чем простой факт религиозных различий. Подлинный плюрализм, утверждает он, является множественностью, трансформированной в спокойный диалог в поисках истины между людьми различных религиозных взглядов. «Redemptoris Missio» подразумевает и то, что толерантность — это не способ игнорирования различий, а способ уважительного к ним отношения, в уверенности, как сказал один комментатор, «что наши глубочайшие различия являются единственными различиями между этим миром и будущим». Тем, кто боится, что любое такое состязание между мировыми религиями будет автоматически приводить к фанатизму и даже к религиозным войнам, Иоанн Павел отвечает, что христианский евангелизм — это неотъемлемая часть гражданского общества и поддержания мира, поскольку способность гражданского общества сохранять подлинную терпимость должна быть основана на глубоком уважении к неотъемлемым правам человеческой личности. Верующие в то, что они следуют воле Божией, уважая убеждения соседей, имеющих другие представления о Господней воле, более склонны уважать права человека, отстаивать религиозную свободу и защищать «свободу совести» в свободном гражданском обществе.
«Redemptoris Missio» и «Centesimus Annus» нельзя расценивать как две совершенно различные энциклики: одна — размышление о «внутрицерковных» делах (о христианской миссии), а другая — о «мире». В обеих энцикликах отражено представление о католицизме, который предлагает миру истину, но ничего не навязывает. «Redemptoris Missio» напоминает Церкви что означает нести истину и почему это есть императив. «Centesimus Annus» обстоятельно толкует общественную важность этого предложения, в то же время напоминая Церкви, что ее главная общественная задача заключается в формировании совести, а не политических интриг или экономического планирования. Вместе взятые, энциклики обрисовывают католицизм третьего тысячелетия — настойчивый в проповеди Евангелия и на службе во благо всему человечеству. Эти два положения, настаивает Иоанн Павел, тесно связаны, и эта доктрина имеет огромное значение для внешнего для католицизма мира. От того, как христиане понимают миссию «к миру», будет зависеть суждение почти двух миллиардов человеческих существ об устройстве нового века и нового тысячелетия.
ЭКУМЕНИЧЕСКИЙ РАСКОЛ
Первая попытка Святого Престола воспользоваться возможностью, предоставленной новой позицией Советского правительства по отношению к религиозной свободе, была проработана слабо, что опрокинуло надежду Иоанна Павла на экуменическое сближение с Русской Православной Церковью и привело к дальнейшему осложнению отношений Рима с Греко-Католической Церковью Украины.
Когда 1990 г. сменился 1991-м, ситуация, по общему признанию, была в высшей степени сложной. Семьдесят лет государственного атеизма, периоды интенсивного преследования религии, переселения огромных масс населения до, во время и после Второй мировой войны совершенно изменили католическую «топографию» Советского Союза. Инициатива Горбачева в отношении религиозной свободы и требования Советского правительства, чтобы пастырской опекой католиков в советских республиках не занимались епископы из других стран (например, из Польши), позволила начать упорядочение католической жизни в Украинской Советской Социалистической Республике, где Иоанн Павел реорганизовал как римскую, так и греко-католическую епархии. В то же время новый посол Ватикана в Советском Союзе, архиепископ Франческо Коласуонно, обнаружил «удивительную живость» католической жизни в России и Казахстане. Существующие там католические общины латинского обряда, состоящие из этнических немцев, поляков, литовцев и украинцев, получили законное признание со стороны местных правительственных органов в соответствии с новым советским законом о религиозной свободе, изданном президентом Горбачевым 1 октября 1990 г. Нужно было каким-то образом упорядочить ситуацию с этими заново признанными общинами и обеспечить священниками более чем полтора миллиона католиков латинского обряда в Белорусской Советской Социалистической Республике.
Разобраться во всех этих проблемах предстояло Государственному секретариату Святого Престола, ведшего через архиепископа Коласуонно прямые консультации с Советским правительством. Возможное соглашение включало установление Минско-Могилевского архиепископства в Белорусской ССР с викарными епархиями в Пинске и Гродно. В то же время пастырская опека католиков в России, Сибири и Казахстане была упорядочена не созданием законченных епархий, а учреждением трех «апостольских администраций», которые исправленный Кодекс канонического права определяет как «некоторое количество рабов Божиих, не образующих епархии по особым и очень серьезным причинам». «Очень серьезной причиной» в этом случае была сверхчувствительность Московского Патриархата ко всему, что могло, казалось, подразумевать установление нормальной католической иерархии и структуры на исторической территории Московского Патриархата. Апостольские администрации разместились в Москве, Новосибирске и Караганде, для каждой из них были назначены «апостольские администраторы» — епископы, имеющие возможность служить священным надобностям католиков в этих регионах.
Как общецерковный пастырь, близко знакомый со страданиями христиан по всему миру, Иоанн Павел взялся лично обеспечить соответствующую пастырскую опеку над католиками в России, Сибири и Казахстане. Кроме того, он был намерен приложить максимум усилий, чтобы преодолеть экуменический раскол XI в. между Римом и православием. Для этого требовалось принимать в расчет интересы и страхи самой крупной православной Церкви, Русской. Ватикан надеялся, что учреждение апостольских администраций на исторически православных территориях с многочисленным католическим населением скорее примирит пастырские потребности католиков с чувствительностью Московской Патриархии, чем организация епархий.
Однако на деле произошло совсем иначе, поскольку Патриархия была очень сильно обеспокоена.
Руководство Русской Православной Церкви еще могло понять, что его не уведомили о создании трех апостольских администраций в Европейской части России, Сибири и Казахстане и не провели соответствующих консультаций. Святой Престол на протяжении большей части XX в. пытался избавиться от необходимости давать пояснения как политическим, так и другим властям о переустройствах и назначениях епископов. Любое отступление от этого принципа в сторону одобрения или неодобрения действий католической Церкви другими христианскими конфессиями встретило бы реальное противодействие со стороны церковной администрации. Но, возможно, в данном случае все же следовало бы сделать исключение. Речь идет не о том, что Московский Патриархат стал бы пересматривать назначения епископов на должность апостольских администраторов, а о том, что его следовало проинформировать об озабоченности Святого Престола и экуменических основаниях, обсудив при этом возможности создания апостольских администраций, а не канонически организованных епархий. Следовало учитывать и историческую связь Патриархата с Советским правительством, хотя это и могло показаться шагом назад, к поиску государственного правительственного одобрения католической жизни. Как бы то ни было, но предварительных консультаций о намерении создать апостольские администрации не проводилось.
