«Мы помним» описывает Шоах как «несказанную трагедию» и «ужасный геноцид», перед которым «никто не может остаться безразличным, и в первую очередь Церковь, из-за очень тесных связей с еврейским народом и ее воспоминаниями о несправедливости в прошлом». Документ признает: хотя «еврейский народ много выстрадал в различные времена в различных местах» из-за своего «уникального свидетельства о Первенце в Израиле и Торы», Холокост «был, конечно, худшим из всех страданий». Факт, что он произошел в «странах давней христианской цивилизации», требует откровенно пересмотреть отношения между нацистским «окончательным решением» и «вековыми отношениями к евреям со стороны христиан».
Нацистская идеология, утверждает документ, «отказывалась признать любую превосходящую (трансцендентальную, абстрактную) реальность как источник жизни и критерий нравственных ценностей». Нацистские антисемиты были также подогреваемы «псевдонаучными» теориями расового превосходства и неполноценности и «экстремистскими формами национализма». Эти три пункта в идеологической платформе германского национал-социализма — атеизм, расизм и жестокий национализм — были антихристианскими в той же мере, как и антиеврейскими. Таким образом, предлагает документ, должно быть сделано различие между этим типом расистского антисемитизма, который отвергает «постоянное учение Церкви о единстве человеческой расы и равном достоинстве всех рас и народов», и долговременным «настроением недоверия и враждебности», лежащим в основе христианского антииудаизма. Тем не менее «возникает вопрос, не облегчил ли нацистские преследования евреев антиеврейский предрассудок, врезавшийся в умы и сердца некоторых христиан». Не сделал ли исторический антиеврейский предрассудок христиан «менее чувствительными, даже безразличными к преследованиям, которые развязали против евреев национал-социалисты?..»
«Мы помним…» призывает не забывать христиан, рисковавших своими жизнями ради спасения евреев во время Шоаха. Тот факт, что некоторые противостояли, не изменяет, однако, другого факта: «духовное безразличие и конкретные действия остальных христиан вряд ли отвечали чаяниям, возлагавшимся на последователей Христа». Ретроспективный моральный анализ того, что надлежит делать в экстремальных условиях жизни в тоталитарном государстве, — не простая задача, заявляет документ. Шоах и ошибки христиан того времени по сей день лежат «тяжелым грузом на совести» христиан, необходимо совершить акт глубокого покаяния, «поскольку будучи членами Церкви, мы связаны как с грехами, так и с заслугами всех ее детей». Наконец, Церковь желает «преобразовать осознание прошлых грехов в твердую решимость построить новое будущее, в котором не будет больше антииудаизма среди христиан или антихристианских настроений среди евреев, но утвердится взаимоуважение, как приличествует тем, кто поклоняется Создателю и Господу и имеет общего отца в вере — Авраама».
Критики документа сравнивали его с заявлением немецкой Конференции епископов от 1995 г., которая признала «со-ответственность» за трагедию Холокоста, и заявление французских епископов от 1997 г., просивших у евреев прощения за ошибки христиан в отношении евреев во время немецкой оккупации Франции. Обширные сноски в «Мы помним…», защищавшие действия Папы Пия XII во время войны, были жестоко раскритикованы исполнительным директором Всемирного еврейского конгресса Элан Стейнберг, приветствовавшей «позитивные элементы в документе» и в то же время порицавшей «беспричинную защиту молчания Пия XII». Резкое противопоставление нацистского антисемитизма и христианского антииудаизма также попало под огонь критики. «Мы помним…» не в полной мере учитывает то, как исторические антихристианские предрассудки создали культурные условия для молчаливого согласия с нацистским антисемитизмом. Эфраим Зурофф из «Саймон Визентел Центра» в Иерусалиме, по существу, сводит это различие на нет утверждением, что документ «довольно двусмысленно берет ответственность за учение Церкви, создавшее атмосферу, которая в конечном итоге привела к Холокосту, и за участие многочисленных верующих в этом преступлении». Были и другие, использовавшие документ для того, чтобы делать косвенные намеки на деятельность Иоанна Павла II во время оккупации. Раввин Артур Герцберг описал Кароля Войтылу времен войны как «тихого молодого человека, который находился в стороне от проблем». Раввин Герцберг, очевидно, не изучал досконально деятельность Войтылы во время войны, но тем не менее почти не сомневался, «что он (Войтыла) оглядывается на тот период своей жизни и хочет быть еще тише».
Резкая реакция Мейра Лау, пережившего Холокост, и Ашкенази, главного раввина Израиля, утверждавших, что «Мы помним…» — это «слишком мало и слишком поздно», не нашла поддержки у всех еврейских лидеров. Раввин Як Бемпорад, возглавлявший еврейско-католический диалог в Соединенных Штатах, назвал документ «эффективным». Раввин Давид Розен, представитель Иерусалимской антиклеветнической лиги, и его сопредставитель в Ватикане заняли более нейтральную позицию: документ представляет собой «очень важное заявление, но в некоторых отношениях неутешителен». Ни слова критики не было отмечено по поводу предисловия Иоанна Павла в «Мы помним…» и письма кардинала Эдварда Кассиди, председателя Комиссии Святого Престола по религиозным отношениям с иудеями, которое описывало Шоах как «несказанное беззаконие» и «неизгладимое пятно на истории века, идущего к завершению». Но «пламенной надежде» Папы на то, что «Мы помним…» поможет залечить раны прошлого непонимания и несправедливости», похоже, не суждено реализоваться в ближайшее время.
Четырнадцатистраничный документ не мог в полной мере проанализировать 2000-летние еврейско-христианские отношения в такой сложной исторической реальности, как нацизм. Суть критической реакции на «Мы помним…» заключалась в том, что Церковь «не настолько далеко ушла» вперед, насколько ожидалось, то есть документ страдал от упущений иного рода, чем те, за что его критиковали.
«Мы помним…» связал вопрос о католицизме и Шоахе с тщательным теологическим изложением того, почему воспоминания и покаяние церкви о прошлых ошибках ее сынов и дочерей было религиозной обязанностью в большей степени, чем ответ на политическое или общественное давление. «Мы помним…» помог углубить дебаты о христианстве и Шоахе. Дискуссия по поводу Церкви и Холокоста очень часто становилась опытом, в котором «уступка одной стороны оценивалась другой как выигрыш». Это была именно та модель, в которой Иоанн Павел пытался вести еврейско-католический диалог. Такое намерение не было в достаточной степени учтено в проекте «Мы помним…» официальными лицами Государственного секретариата, делавшими последнюю редакцию. Таким образом, более глубокое упущение «Мы помним…» заключается в том, что ему не удалось сформулировать установку, переводящую длившуюся веками дискуссию на новое, теологическое и религиозное основание.
ОПРАВДАНИЕ ВЕРОЙ
В середине 1990-х гг. было широко распространено ожидание, что год экуменического диалога между лютеранами и римскими католиками сможет привести к совместной декларации об «оправдании верой», ключевом вопросе лютеровской Реформации. В этой декларации, как ожидалось, две общины подтвердят, что, несмотря на разногласия XVI в., они разделяют общие убеждения об оправдании верой сегодня. И поскольку они могут выражать эти убеждения по-разному, вопрос об оправдании верой не должен больше определять разделение церквей. Такая совместная декларация могла отметить одно из великих достижений современного экуменизма.
