Именно это он и предполагал, но только с одним кардинальным отличием. Новая форма тирании — еще более опасная потому, что еще не распознала собственную суть, — была уже заложена в тех светских, мирских идеологиях, которые стремились устранить высшие нравственные стандарты из общественной жизни. Существующую опасность не так уж трудно было представить. Если демократия не признает таких изначальных высших стандартов, единственным способом разрешения конфликта внутри нее станет применение грубой силы одной стороны против другой (в виде волевого законодательства или более насильственными способами). Пострадавшая сторона, в свою очередь, будет воспринимать такое насильственное решение как нарушение ее основных прав. А в результате это демократическое политическое общество ожидает распад.
Такова была сущность основной демократической теории. Считалось, что ее хорошо иллюстрирует Веймарская республика — великолепно сооруженное демократическое здание, покоящееся на совершенно негодном культурно-нравственном основании. Мрачный опыт подобных систем, по мнению Иоанна Павла, был забыт, особенно на Западе.
События 1990-х гг. подтвердили справедливость его суждения, и он возвратился к теме «Истина и демократия» в двух других своих основных документах.
УТВЕРЖДЕНИЕ ВЕРЫ И НАДЕЖДЫ
Самой любимой из трех социальных энциклик Иоанна Павла оставалась для него «Laborem Exercens». Однако энциклике «Centesimus Annus» предстояло стать наиболее дебатируемой из них; спор о ней будет, вероятно, продолжаться и в двадцать первом столетии. Широта охвата вопросов, рассматриваемых в этой энциклике, ее личностный подход к экономике и определенно культурный подход к истории привлекают к ней внимание очень широкой аудитории — даже если читатели продолжают спорить относительно ее воздействия на отдельные стороны общественной жизни. Эта энциклика сильно разочаровала католических социалистов и сторонников «католического третьего пути»; некоторые из них в 1990-х гг. затратили массу энергии, пытаясь доказать, что энциклика имела в виду вовсе не то, о чем в ней совершенно ясно говорилось. Несмотря на эти удивительные интерпретации, «Centesimus Annus» указала путь, который не сможет уже игнорировать ни одна социальная энциклика в будущем. В этом смысле она изменила траекторию католической социальной доктрины, хотя изначально была предназначена отметить ее происхождение.
Если не принимать во внимание вызванные ею ссоры богословов и толкователей, то в целом «Centesimus Annus» была принята хорошо, потому что она являлась поразительным утверждением веры и надежды. В конце столетия, в котором человечество стало бояться того, что оно способно натворить, Иоанн Павел произнес слово веры в свободу и в человеческую способность организовать общественную жизнь достойно и справедливо. Его предложения оказались тем более привлекательными, что были продуктом не пустого оптимизма, но результатом высшей надежды, рожденной от веры в Бога и человеческую личность, сотворенную Богом, наделившим ее разумом и свободной волей, личность, являющуюся тем нравственным деятелем, который способен построить истинно свободное и добродетельное общество.
ВОЙНА В ПЕРСИДСКОМ ЗАЛИВЕ
Чаяния Папы о длительном периоде здравомыслия, диалога, солидарности и мирного разрешения международных споров после окончания «холодной войны» были сильно подорваны, а способность Святого Престола действовать в обстановке хаоса подверглась суровому испытанию, когда иракский диктатор Саддам Хусейн 2 августа 1990 г. вторгся в Кувейт, неся туда террор и пытаясь аннексировать это богатое нефтью пустынное владение шейхов, превратив его в девятнадцатую провинцию Ирака.
По словам одного высокопоставленного ватиканского дипломата, первой реакцией Святого Престола на кризис в Персидском заливе, реакцией, «определяющей характер дальнейших действий», была воскресная Богородичная молитва Иоанна Павла II 26 августа 1990 г. В своем обращении после молитвы Папа сказал, что вторжение Ирака в Кувейт является «серьезным нарушением международного права и Устава Организации Объединенных Наций, а также принципов этики, которые должны соблюдаться в отношениях между людьми».
Это разрушает доверие между народами, подрывает «международный порядок, построенный ценою мучительных усилий, и угрожает многочисленными человеческими жертвами и суровыми экономическими последствиями для бедных стран. Иоанн Павел молился, чтобы политические лидеры смогли найти «справедливое решение текущих проблем», пытаясь в то же время принести мир народам всего Среднего Востока. Начиная с этого момента, как сказал один из архитекторов ватиканской дипломатии, «дипломатические усилия Святого Престола были направлены на восстановление международного порядка мирными средствами», при этом обращалось внимание и на «другие примеры международного беззакония» в этом регионе, включая «Ливан и Святую Землю», давние проблемы которых не должны забываться в попытке решить этот новый кризис.
В течение осени, когда коалиция западных и арабских государств, возглавляемая Соединенными Штатами, концентрировала силы в Персидском заливе, Папа предпринял ряд общественных и частных обращений с призывами к мирному разрешению конфликта. Может быть, самым драматичным было обращение «Urbi et Orbi» [ «Городу и миру»] в день Рождества 1990 г. Написанная в форме белого стиха, одна из частей этого послания звучит почти апокалипсически:
Свет Христа
да пребудет со страдающими народами
Среднего Востока.
Из зоны Залива ждем мы с трепетом
вести о прекращении конфликта.
Пусть лидеры поймут,
что война — это путь без возврата!
Вскоре после Нового, 1991 года, когда ультимативный срок вывода иракских войск из Кувейта, установленный ООН, стал быстро приближаться, а Саддам Хусейн продолжал продвижение своих сил, Папа и Святой Престол поняли, что, по словам ватиканского «министра иностранных дел» архиепископа Жана Луи Торэна, «международное сообщество готово восстановить порядок военным путем». В свете этой перспективы Иоанн Павел предпринял еще три инициативы. 4 января он обратился с письмом к министрам иностранных дел Европы, собравшимся в Люксембурге, призывая их приложить все усилия для мирного решения проблемы. Это письмо также звучало весьма апокалипсически, пророчествуя о «близости вооруженной конфронтации с непредсказуемыми, но определенно катастрофическими последствиями» и утверждая, что «диалог и переговоры действеннее, чем обращение к средствам разрушения и ужасной смерти». 11 января Папа обращается с посланием к Генеральному секретарю ООН Хавьеру Пересу де Куэльяру, одобряя его миссию в Багдад в последнюю минуту ради возможных переговоров и выражая надежду, что «насущный диалог, разум и закон могут восторжествовать и разрушительных, непредсказуемых последствий можно будет избежать».
И наконец, 15 января Иоанн Павел направил обращения президенту Саддаму Хусейну и президенту Джорджу Бушу через иракского и американского послов при Святом Престоле. Его послание к Саддаму содержало просьбу к иракскому президенту выступить с мирной инициативой, которая «не замедлит принести Вам честь как в Вашей любимой стране, так и во всем регионе и в мире». Послание президенту Бушу повторяло «твердое убеждение» Папы, «что война не приносит должного решения международных проблем и что — даже если удастся на какое-то время устранить несправедливую ситуацию — последствия военного решения проблемы будут разрушительными и трагическими. Мы не можем не учитывать, что использование оружия — и особенно современного высокоэффективного и сложного — способно наряду со страданиями и разрушениями привести к новым и, возможно, худшим несправедливостям». Следует заметить: здесь Иоанн Павел уже признал, что американский президент «четко взвесил все эти факторы», однако Папа вновь повторяет слова «надежды на то, что через диалог, установленный в последние минуты, можно восстановить суверенитет народа Кувейта и что тот международный порядок, который является основой сосуществования между народами, может быть восстановлен в районе Персидского залива и на всем Среднем Востоке». В 7 часов вечера того же дня архиепископ Торэн принял у себя посла США при Святом Престоле Томаса П. Мелэди. Они обсуждали проблемы Руанды и Бурунди, представлявшие давний интерес для обеих сторон. Положение в Персидском заливе не затрагивалось.
