– Да, я бы подумала то же самое, – согласилась звонившая.
– Вот и отлично! Я проверила свой ежедневник. Вы говорите, седьмое декабря?
– Да.
Женщина ждала, прислушиваясь к звукам в доме миссис Рул. Кто-то топал, открывал и закрывал двери, кто-то прошел по лестнице.
– Седьмого декабря я была в колледже в Тервилле, с десяти утра и до ужина, – торжественно объявила миссис Рул. – Мой сын Фредди учится там, и в тот день была рождественская ярмарка. Я ушла не ранее восьми часов вечера. Более того, сотни людей – родители, учителя и ученики – все они подтвердят мои слова. О, как замечательно! – Сильвия Рул вздохнула. – План Юстаса обречен на провал. Как было бы чудесно, если бы его повесили за ложь и клевету, – ведь он надеялся, что виселица ждет меня.
* * *
После Джона Мак-Кроддена и Сильвии Рул беседа с Аннабель Тредуэй была сплошным удовольствием. У нее не имелось очевидных обид, отсутствовал аналог Юстаса, и она не делала ядовитых заявлений о людях, не представлявших никакого интереса для звонившей. Более того, она охотно поделилась важной информацией.
– Седьмого декабря я была дома, – сказала она. – Мы все находились дома – все, кто живет в Комбингэм-холле. Кингсбери только что вернулся после нескольких дней отсутствия. Он наполнил ванну, как делал всегда, и именно он… нашел дедулю в воде через какое-то время. Мы все ужасно огорчились, но особенно тяжело переживал Кингсбери. Быть человеком, который обнаружил такое… К тому времени, когда Линор, Айви и я дошли до ванной комнаты, мы поняли: что-то случилось. Я не стану говорить, что мы были готовы – как можно быть готовым к такому? – но… Кингсбери вскрикнул, когда увидел это… Бедный! Я никогда не забуду, как дрогнул его голос, когда он нас звал.
Мисс Аннабель Тредуэй с дрожью вздохнула.
– Кингсбери уже не молод и не так силен и после смерти дедули заметно сдал. Дело тут не в возрасте, конечно, просто он постарел лет на десять. Он был с дедом почти всю свою жизнь.
– Кто такой Кингсбери? – Этот вопрос отсутствовал в списке, но звонившая решила, что будет ошибкой его не задать.
– Слуга дедушки. Точнее, был слугой. Такой милый, добрый человек. Я знаю его с самого детства. Можно сказать, он член нашей семьи. Мы все ужасно тревожимся из-за него. Мы не знаем, что с ним будет теперь, когда деда больше нет.
– Он живет в Комбингэм-холле?
– У него есть коттедж рядом с домом. Большую часть дня он проводил с нами, но после смерти дедули мы видим его гораздо реже. Он выполняет свою работу, а затем исчезает, возвращаясь к себе.
– А кроме Кингсбери, еще кто-нибудь живет на территории Комбингэм-холла?
– Нет. У нас есть повар и посудомойка, а также две горничные, но они живут в городе.
– А кто живет в доме?
– Нас всего четверо. И моя собака, Хоппи. Теперь, после того как дедушка умер, только моя сестра Линор, племянница Айви, Хоппи и я. Ну и еще Тимоти, когда его отпускают из пансиона и на каникулы, конечно, хотя он часто гостит у друзей.
Звонившая женщина посмотрела на свои заметки. Она аккуратно выложила их на стол, чтобы все видеть и не шелестеть бумагой: потенциально полезная информация, а также вопросы, которые ей следовало задать каждому из четырех подозреваемых.
– Тимоти ваш племянник, не так ли, мисс Тредуэй?
– Да, он сын моей сестры Линор. И младший брат Айви.
– Был ли Тимоти в доме, когда умер ваш дедушка?
– Нет. Он находился в своей школе на рождественской ярмарке.
Звонившая удовлетворенно кивнула, быстро сделав соответствующие пометки в блокноте. Там уже значилось, что Тимоти Лавингтон учится в колледже в Тервилле. Складывалось впечатление, что Сильвия Рул сказала правду о том, что школьная ярмарка проходила седьмого декабря.
– Был ли еще кто-нибудь в Комбингэм-холле в тот день, кроме вас, вашей сестры Линор, вашей племянницы Айви и Кингсбери?
– Нет. Больше никого, – ответила мисс Тредуэй. – Обычно в доме находятся еще повар и горничная, но мы дали им выходной. Линор, Айви и я собирались на рождественскую ярмарку и планировали ланч и ужин в Тервилле. Но в последний момент никуда не поехали.
Звонившая постаралась не выказывать излишнего любопытства, когда спросила, почему они отказались от поездки.
– Боюсь, я не помню, – быстро ответила Аннабель.
Звонившая не поверила ей.
– Значит, слуга Кингсбери обнаружил мистера Панди мертвым в воде, в ванне, в двадцать минут шестого и позвал на помощь? Где вы находились, когда это случилось?
– Вот почему я знаю, что дедулю не могли убить. – Казалось, Аннабель обрадовалась, что ей задали этот вопрос. – Я находилась в спальне моей племянницы Айви вместе с нею, Линор и Хоппи в то время, когда дедуля еще был жив, и тогда, когда он умер. И между двумя этими моментами никто из нас не выходил из комнаты ни на секунду.
– Между какими двумя моментами, мисс Тредуэй?
– Извините, я выразилась не слишком внятно. Вскоре после того, как Линор и я вошли в спальню Айви, чтобы поговорить с ней, мы услышали голос дедули. Мы знали, что он принимает ванну – я проходила мимо ванной, когда шла к Айви, и видела, как Кингсбери ее готовит. Вода уже набиралась. А потом, немного позже, когда мы с Линор пробыли в спальне Айви около десяти минут, мы услышали крик дедули, – поэтому можно уверенно утверждать, что в тот момент он был еще жив.
– Крик? – спросила звонившая женщина. – Вы хотите сказать, он звал на помощь?
– О нет, ничего подобного! Его голос звучал вполне уверенно, можно даже сказать, он рявкнул: «Неужели человек не может спокойно принять ванну? Нельзя обойтись без этой какофонии?» Дедуля совершенно определенно использовал слово «какофония». Боюсь, он имел в виду нас, Линор, Айви и меня. Вероятно, мы разговаривали, перебивая друг друга, как часто бывает, когда мы в хорошем настроении. А когда мы все начинаем шуметь, Хоппи присоединяется к нам, он визжит или лает. Для собаки он способен производить удивительно разнообразные звуки, но, боюсь, они раздражали дедулю. Особенно они ему не понравились именно в тот момент. После того как он накричал на нас, мы остались в комнате Айви и плотно закрыли дверь, пока не услышали тревожный голос Кингсбери.
– Сколько времени прошло между этими моментами?
, как миновало так много времени, мне трудно вспомнить точно. Но, я бы сказала, около тридцати минут.
– То есть вы тридцать минут оставались в возбужденном состоянии и вместе с сестрой разговаривали с Айви? – спросила звонившая женщина, словно решив позабыть, что не она инспектор Скотленд-Ярда.
– О, я не могу сказать ничего определенно, с тех пор прошло слишком много времени, – ответила Аннабель Тредуэй. И вновь ее ответ прозвучал слишком быстро. – Я не думала, что это может когда-нибудь оказаться важным.
