– И он послал три письма другим людям, чтобы это не выглядело попыткой поставить под удар именно Джона? – спросил Пуаро. – Такое возможно. Я думал об Аннабель Тредуэй как о самом вероятном авторе писем, но не исключаю, что их написал Роланд Мак-Кродден.
– А почему Аннабель Тредуэй? – спросил я.
– Вы помните, я говорил о личности, которую автор писем пытался скрыть? Роланд Мак-Кродден спросил меня, имею ли я в виду убийцу Барнабаса Панди.
– Да, я помню.
– Но я, mon ami, имел в виду личность, укрывающую подозреваемого. И, разрабатывая эту теорию, я думал про Аннабель Тредуэй.
Я сделал пару глотков, ожидая продолжения.
– Мне кажется, если кто-то и убил мсье Панди, то, скорее всего, это камердинер Кингсбери, – снова заговорил Пуаро. – Из того, что нам рассказали, мы знаем: у него имелась возможность. Все три женщины находились в одной комнате, за закрытой дверью, вероятно, оживленно разговаривали и не могли ничего видеть или слышать. Предположим, Аннабель Тредуэй, которая не производит впечатления смелой или уверенной в себе женщины, подозревает, что Кингсбери убил ее деда. У нее нет доказательств, и потому она решает рискнуть, рассчитывая, что Пуаро сможет ей помочь разобраться в этом деле. Но почему же в таком случае она не пришла прямо ко мне?
– Я не вижу причин, которые могли бы ей помешать, – сказал я.
– А если мисс Аннабель боится, что Кингсбери узнает о ее визите ко мне? Возможно, она предвидела трудности, которые могли возникнуть с доказательством того, что старика кто-то удерживал под водой в ванне. Как вообще это можно доказать, если там находились только мсье Панди и Кингсбери?
– Понимаю, – кивнул я. – Значит, вы хотите сказать, она боялась, что убийство Панди сойдет Кингсбери с рук?
– Совершенно верно. Закон не сможет его наказать из-за отсутствия улик. Между тем он – убийца – узнает, что Аннабель Тредуэй сообщила о своих подозрениях мне. Что помешает ему убить еще и ее?
Однако мне эта гипотеза не показалась убедительной.
– Если она боится Кингсбери, у нее имелся более простой способ сообщить о своих подозрениях, – предположил я. – Она могла обвинить его, написав анонимное письмо вам, вместо того чтобы обвинять себя и еще трех человек при помощи писем, якобы написанных вами. Это было бы гораздо естественнее.
– Несомненно, – согласился Пуаро. – Но для ее целей такой путь слишком прямолинеен. Кингсбери мог догадаться, что она написала мне письмо, – ведь она находилась в Комбингэм-холле, когда мсье Панди умер. И являлась одной из трех очевидных подозреваемых; двое других – ее сестра и племянница, которых она очень любит, и ей не хотелось бы рисковать их жизнями. Нет, нет. Моя теория лучше. Четыре письма случайно выбранным людям, в том числе самой Аннабель Тредуэй, где она обвиняется в убийстве дедушки. А это, полагаю, помешало бы Кингсбери подумать, что она подозревает его в преступлении. Вы понимаете, Кетчпул?
– Да, но…
– Она подписывает три письма «Эркюль Пуаро» и, поступив так, обеспечивает мое участие в расследовании. А как только я вовлечен в эту историю, как только оказываюсь пойманным на крючок, точно рыба, ей остается лишь сидеть и ждать, чтобы ее усилия не были напрасными; я проведу расследование, обнаружу вину Кингсбери и найду способ ее доказать.
– Хорошо, но зачем вмешивать сюда других людей? Она могла послать одно письмо себе, подписав его вашим именем, и обвинить в убийстве собственного деда себя и никого больше.
– Она женщина, склонная к чрезвычайной осторожности, – ответил Пуаро.
– В самом деле? – Я рассмеялся. – Тогда вы рушите вашу собственную красочную теорию! Ни один осторожный человек не станет проводить в жизнь столь опасный план.
– Но вы не должны забывать про отчаяние, в котором она находится.
– Боюсь, мы окончательно погрузились в пучину домыслов, – заметил я.
– Может быть. А возможно, и нет. Я надеюсь, что довольно скоро мы все узнаем. В любом случае следующий шаг очевиден.
– Только не для меня.
– Да все ясно, Кетчпул. Я вам повторю: Винсент Лобб, алиби и пишущие машинки.
Я с облегчением вздохнул, радуясь, что, возможно, не придется убеждать Роланда Мак-Кроддена в необходимости устраивать пантомиму на обеде Общества юристов.
– А чем займетесь вы, пока я буду искать испорченную букву «е»?
– Разве не очевидно? – спросил Пуаро. – Завтра я первым же делом отправляюсь в Комбингэм-холл. Посмотрим, какие ответы я сумею там получить.
– Будьте другом, проверьте там пишущие машинки, – с улыбкой предложил я. – Раз уж вы там будете.
– Конечно, mon ami. Пуаро будет там!
Глава 14
Комбингэм-холл
«Есть много причин, – думал Пуаро, стоя на следующий день перед фасадом дома, – по которым Комбингэм должен выглядеть привлекательно». В небе ярко сияло зимнее солнце, день выдался довольно теплым для февраля. Приоткрытая дверь словно бы приглашала гостя войти. Бесспорно, это было здание хорошей постройки. Его окружал ухоженный сад, чуть дальше виднелись озеро, теннисный корт, два коттеджа, фруктовые деревья и довольно значительный участок земли, заросший лесом, – все это Пуаро наблюдал из окна автомобиля, который привез его сюда с ближайшей железнодорожной станции.
Однако он помедлил у входа. Владелец такого особняка должен был им гордиться, но любил ли он его? Открытая дверь наводила на мысль о нерадивости владельцев, а не на гостеприимство. Вместо того чтобы выглядеть естественно среди великолепной природы, дом нескладно нависал над окружавшим его пейзажем, будто какой-то недоброжелатель поставил его сюда, чтобы обмануть людей, заставив их думать, будто он и должен здесь находиться.
«Или я глупый старик, придумывающий всякие несуразности», – сказал себе Пуаро.
И тут в дверном проеме возникла женщина, сорока с небольшим лет, в желтом платье с узким поясом, и без улыбки посмотрела на визитера.
«Странность за странностью», – подумал Пуаро. У женщины было что-то общее с домом, из которого она вышла. Вне всякого сомнения, красивая, с золотыми волосами, лицо идеальных пропорций, и, однако, она выглядела…
– Негостеприимно, – пробормотал себе под нос Пуаро.
Он улыбнулся лучшей из своих улыбок и быстро зашагал к входной двери.
– Добрый день, мадам, – сказал он, прежде чем представиться.
Она протянула ему руку.
– Рада с вами познакомиться, – сказала она, и, однако, ее лицо осталось холодным. – Я Линор Лавингтон. Пожалуйста, заходите. Мы готовы.
Пуаро удивили ее слова: словно он прибыл на какое-то испытание. Он последовал за ней в большую прихожую с лестницей темного дерева в дальней левой части, к ряду трех арок впереди, за которыми начинался сводчатый коридор, ведущий в столовую, центральную часть которой занимал длинный узкий деревянный стол и множество стульев.
