– О! – воскликнул он, когда Линор провела его через очередные двери.
Она остановилась.
– Вы что-то сказали? – спросила она с вежливой улыбкой.
– Non. Pardon, мадам.
Он не собирался произносить ни звука, но почувствовал облегчение, поняв кое-что относительно Аннабель Тредуэй: хотя меланхолия все еще и витала над ней, она постаралась отодвинуть свои переживания в сторону, дабы не расстраивать сестру.
«Да, так и есть», – удовлетворенно подумал Пуаро. Сестры настолько остро чувствовали друг друга и были так настроены на каждое слово или жест другой…
«Почему?» – спросил он себя. Складывалось впечатление, что Линор поставила Аннабель – а та, в свою очередь, Линор – под некий вид тайного наблюдения. Каждая из сестер, конечно, знала о присутствии другой в комнате, слушала то, что та говорит, но обе делали вид, что ничего необычного не происходит, хотя на самом деле были всепоглощающе сосредоточены друг на друге.
«Они хранят какую-то тайну, – подумал Пуаро. Сестер объединяет некий секрет, и каждая опасается, что другая выдаст его Эркюлю Пуаро, незнакомцу, который пришел совать нос в их личные дела».
– Мистер Пуаро?
Погрузившийся в размышления Пуаро не заметил, что Линор Лавингтон остановилась.
– Вот ванная комната, где произошла трагедия. Пожалуйста, входите.
– Благодарю вас, мадам.
Когда они вошли, скрипнула половица, будто застонал человек, испытывающий острую боль, но пытающийся ее скрыть, чтобы не привлекать внимания, подумалось Пуаро. В центре комнаты стояла ванна, стул, полка с выкрошившимся краем, в углу – комод с искусной резьбой по краю каждого ящика. Пуаро слышал, что подобные комоды назывались «верзилами», однако такое едва ли годилось здесь, скорее уж «коротышки». Дерево должно было блестеть, но потускнело, и Пуаро решил, что его не чистили уже много лет.
На полке стоял единственный предмет: маленькая бутылочка пурпурного стекла.
– Что это? – спросил Пуаро.
– В бутылке? Оливковое масло, – ответила Линор Лавингтон.
– В ванной комнате, а не на кухне?
– Дедушка… – Она замолчала и, понизив голос, продолжала: – Дедушка никогда не принимал ванну без оливкового масла.
– Его добавляли в воду?
– Да. Оно хорошо действует на кожу, так он говорил, и ему нравился запах – один бог знает почему. – Она отвернулась и отошла к окну. – Прошу меня простить, мистер Пуаро. Удивительное дело: я могу обсуждать его смерть, но маленькая бутылочка…
– Je comprends. О бутылочке говорить труднее, потому что это то, от чего он получал удовольствие при жизни. Именно эта мысль делает вас печальной.
– Да, так и есть. Я любила дедушку. – Она произнесла эти слова так, словно они требовали объяснений и не могли восприниматься сами по себе.
– Вы вполне уверены, мадам, что слышали, как мсье Панди говорил – это был его голос? И что до того момента, как увидели, что он утонул, вы находись в комнате вместе с сестрой и дочерью? Никто из вас не выходил даже на несколько минут?
– Я совершенно уверена, – сказала Линор Лавингтон. – Аннабель, Айви и я разговаривали, и он крикнул нам, что мы ему мешаем. Ему нравилось, когда в доме было тихо.
– Спальня мадемуазель Айви находится рядом с ванной?
– Да, напротив по коридору и немного правее. Мы закрыли дверь, но в нашем доме это не помогает. Он отчетливо слышал наш разговор.
– Благодарю вас, мадам.
– Я буду вам чрезвычайно признательна, если вы проявите крайнюю осторожность во время разговора с Кингсбери, – сказала Линор. – С тех пор, как умер дедушка, он будто замкнулся в себе. Я надеюсь, что вы не станете слишком долго его беспокоить.
– Я постараюсь сделать наш разговор как можно более коротким, – пообещал Пуаро.
– Дедушка просто утонул, но если его все-таки кто-то убил, то совершенно точно не Кингсбери. Во-первых, тогда он должен был намочить одежду, а она оставалась сухой. Аннабель, Айви и я – мы слышали, как он вскрикнул, когда обнаружил… когда увидел, что произошло, и через несколько секунд уже прибежали в ванную. Одежда Кингсбери была совершенно сухой.
– Вы не пытались вытащить дедушку из воды?
– Нет. Мы сразу поняли, что его уже не спасти.
– Значит, одежда вашей сестры также была сухой?
Казалось, его вопрос вызвал гнев Линор.
– Вся наша одежда была сухой. В том числе и у Аннабель. Она была в голубом платье с белыми и желтыми цветами. С длинными рукавами. Она стояла рядом со мной, вот здесь. Я бы заметила, если бы с ее рукавов капала вода! Я наблюдательный человек.
– Я в этом не сомневаюсь, – сказал Пуаро.
– Я уверена, что вы не относитесь всерьез к обвинению в адрес моей сестры, мистер Пуаро? Четыре человека получили одинаковые письма. А если бы такие письма получили сто человек? Стали бы вы рассматривать каждого как возможного преступника, даже если бы у полиции не возникло сомнений, что смерть Барнабаса Панди есть результат несчастного случая, как установил коронер?
Пуаро собрался ответить, но миссис Линор не остановилась.
– Кроме того, сама мысль о том, что Аннабель кого-то может убить, нелепа, – продолжала она. – Моя сестра попросту не способна совершить какое-либо противоправное деяние. Если она нарушит самый незначительный закон, это будет мучить ее вечно. Она никогда не рискнет совершить убийство. Она даже не в состоянии выбрать другую породу собаки.
В ванную вошла Айви.
– Многие люди держат собак одной и той же породы, – сказала она. – Хоппи – эрдельтерьер, как до него Скиттл, – объяснила она Пуаро.
– Ты подслушивала за дверью? – спросила ее мать.
– Нет, – ответила Айви. – А ты говорила вещи, которые мне не следовало слышать?
– Моя сестра как вторая мать для Айви и моего сына Тимоти, мистер Пуаро. Оба постоянно бросаются на ее защиту, им постоянно кажется, что я на нее нападаю, хотя ничего подобного нет и в помине.
– О, мама, перестань себя жалеть! – нетерпеливо заявила Айви. – В убийстве обвинили тетю Аннабель, а не тебя. Она никак не могла этого сделать, мистер Пуаро.
Пуаро подумал, что ему нравится Айви Лавингтон. В ней чувствовалась юная энергия, и она казалась ему единственным нормальным членом семьи, хотя, конечно, он еще не познакомился с Кингсбери.
– А был ли Хоппи с вами в спальне, мадемуазель Айви, пока ваш дедушка принимал ванну?
– Конечно, – ответила миссис Лавингтон на вопрос, заданный дочери. – Пес постоянно следует за Аннабель. Он может гулять один, но ей это не позволено. В тот день, когда она отравилась в Лондон для встречи с вами, он выл почти час после ее отъезда. Это ужасно раздражало.
