– Значит, вы считаете, что тот, кто спрятал платье под кроватью Тимоти, пытался подставить мисс Тредуэй, и это вовсе не улика, доказывающая вину? – спросил Мак-Кродден.
– Пока мне недостаточно известно… – задумчиво сказал Пуаро. – Обратите внимание, что платье мокрое равномерно. Но если мадемуазель Аннабель утопила своего деда, то рукава должны были промокнуть, а подол нет. Я уж не говорю о спине. Non. Другие места должны быть значительно менее мокрыми или вовсе сухими. И все же, если, когда платье заворачивали в целлофан, рукава были мокрыми, а все остальное сухим, все платье могло намокнуть.
– Мы можем обсуждать какие угодно теории, Пуаро, но мы ничего не знаем наверняка, – устало сказал Мак-Кродден. – Слишком много вариантов. И хотя мне не хочется признавать поражение…
– Вы считаете, мы должны сдаться? – спросил Пуаро. – Нет и нет, мой друг. Вы ошибаетесь. Сейчас действительно существует много возможностей, но мы стоим гораздо ближе к правде, чем раньше!
– В самом деле? – спросил я. – Но как? Почему?
– Кетчпул, неужели вы не видите – ведь кое-что прояснилось?
Я не видел. Роланд Мак-Кродден тоже.
Пуаро посмеялся над нами.
– Я совершенно уверен, что именно благодаря платью очень скоро получу ответы. Пока их у меня нет, но они будут. Я намерен поставить задачу, дав себе срок. Посмотрим, сумеет ли Пуаро выйти победителем!
– Что вы имеете в виду? – спросил я.
Он снова рассмеялся.
– Меня удивляет, что вы оба не видите того, что очевидно мне. Очень жаль, но пока оставим это. Скоро я все объясню. Alors, maintenant
[34] пришло время сочинить четыре письма и послать их Сильвии Рул, Аннабель Тредуэй, Джону Мак-Кроддену и Хью Доккериллу. На этот раз от настоящего Эркюля Пуаро!
Третья четверть
Глава 20
Письма приходят
Юстас Кэмпбелл-Браун откинулся на спинку кресла в гостиной лондонского дома своей невесты Милдред, когда ее мать быстро вошла в комнату, держа письмо и разорванный конверт кончиками пальцев, словно это могло ее отравить. Сильвия Рул ахнула от ужаса, заметив будущего зятя, хотя уже видала его много раз в таком же положении: с сигаретой в одной руке и книгой в другой.
– Доброе утро, – сказал Юстас.
Ему даже не пришло в голову, что у него могут возникнуть неприятности после того, как он произнес столь простые слова.
– Где Милдред?
– Наверху, одевается. Я забираю ее на весь день. – Он улыбнулся.
Сильвия Рул долго не сводила с него глаз.
– Сколько вы хотите? – спросила она после затянувшейся паузы.
– Прошу прощения?
– За то, чтобы оставить Милдред в покое и исчезнуть из нашей жизни навсегда. Должна существовать сумма, которая стала бы достаточной.
Юстас положил сигарету в пепельницу, стоявшую перед ним на столе, и закрыл книгу. «Что ж, – подумал он, – значит, до этого все-таки дошло, несмотря на все мои попытки заслужить уважение будущей тещи».
Пришло время оставить попытки – прекратить вести себя вежливо и хотя бы раз высказать то, что ему хотелось.
– Итак, в ход пущены деньги, – сказал он. – Я все думал, сколько времени вам потребуется, чтобы о них заговорить. Подумать только, вы могли сделать мне предложение ровно год назад, и я бы давно исчез из вашей жизни.
– Тогда… назовите сумму…
– Нет, Сильвия, такой суммы нет. Я вас дразнил. Дело в том, что я люблю Милдред, а она любит меня. И чем быстрее вы это поймете, тем счастливее станете.
– О, какой вы низкий, отвратительный человек!
– Я так не считаю, – довольно спокойно возразил Юстас. – И мое мнение разделяет Милдред. Вы никогда не думали, Сильвия, что именно вы наводите на людей ужас? Ведь вы, в конце концов, убийца. Милдред может и не знать правды о вас, но мне она известна. Не беспокойтесь: у меня нет желания расстраивать ее, сообщая это. Однако мне, наверное, не стоит рассчитывать, что вы оставите меня в покое хотя бы на время, не так ли? В обмен на то, что я сохраню ваш секрет.
– Вы лжец! – Сильвия Рул побледнела, медленно опускаясь в кресло.
– Ничего подобного, – заявил Юстас. – Будь это неправдой, вы бы сказали: «Что вы имеете в виду?» или «Ради бога, о чем вы говорите?» Но вы прекрасно знаете, что я имею в виду.
В этот момент в гостиную вошла Милдред Рул, на лице которой застыло мрачное выражение, появлявшееся всякий раз, когда она оказывалась в обществе матери и жениха. Она не спросила, почему Сильвия стала пепельно-бледной, а от Юстаса исходит новая необычная энергия – прежде она ничего похожего не наблюдала. Она знала, что в ее отсутствие могло произойти нечто важное, но надеялась как-либо избежать этого. Недавно Милдред решила, что ей лучше ничего не знать о том, что происходит между матерью и Юстасом, не спрашивая о претензиях к мужчине, которого она любила больше всего на свете.
Она заметила письмо и разорванный конверт, которые держала мать.
– Что это? – спросила Милдред.
Если мать и была расстроена чем-то, не связанным с Юстасом, Милдред хотела знать, что произошло.
– Еще одно письмо от Эркюля Пуаро, – ответила Сильвия Рул.
– Он вновь обвиняет вас в убийстве? – с презрительной усмешкой спросил Юстас.
Сильвия протянула письмо Милдред.
– Прочитай вслух, – сказала она. – Здесь упоминаешься ты. И он.
– «Дорогая мадам Рул, – начала читать Милдред. – Жизненно важно, чтобы вы приехали на встречу в Комбингэм-холл, дом покойного Барнабаса Панди, двадцать четвертого февраля в два часа дня. Там буду я, инспектор Эдвард Кетчпул из Скотленд-Ярда и еще несколько человек. Тайна смерти Барнабаса Панди, интересующая всех нас, будет раскрыта, а убийца арестован. Пожалуйста, передайте приглашение вашей дочери Милдред и ее жениху Юстасу. Необходимо, чтобы они также присутствовали. Искренне ваш, Эркюль Пуаро».
– Я полагаю, что у нас нет способа выяснить, писал ли это письмо настоящий Эркюль Пуаро? – спросил Юстас.
– Что будем делать? – спросила Милдред. – Мы туда поедем? Или проигнорируем?
Она надеялась, что мать и Юстас хотя бы сейчас выступят вместе. В противном случае ее разум превратится в кусок льда, и она ничего не сможет воспринимать.
– Я не собираюсь в этом участвовать, – заявила Сильвия Рул.
– Мы должны поехать, Сильвия, – сказал Юстас. – Вместе. Разве вы не хотите узнать, кто убийца? Я хочу.
* * *
Джон Мак-Кродден коснулся женщины, спавшей в его постели, и попытался вспомнить ее имя: быть может, Энни, или Эгги. Она лежала на животе и смотрела в другую сторону.
