Это красивый браслет из гагата, «черного янтаря», ручной работы; он был мне невероятно дорог. Я подарила его Айви в знак моей любви. Она знала, что браслет имел для меня огромное значение – его подарил мой покойный муж Сесил, когда мы вместе отдыхали на побережье, и я его очень берегла, но она решила истолковать движение моей души наихудшим образом.
– Что вы имеете в виду? – Вдалеке виднелись приближающиеся ворота Комбингэм-холла.
– Айви обвинила меня в том, что я отдаю свои старые вещи, ничего не покупая ей специально. Она пошла к себе в спальню и принялась вытаскивать из комода ящики, пытаясь найти веер, который когда-то я ей подарила! Веер я также очень любила. На нем была изображена танцующая красивая леди – конечно же, с тонкой талией.
Я знала, что Айви подумает, когда увидит веер, и сказала: «Танцующая леди с ее черными волосами и бледной кожей похожа на тебя, дорогая», потому что так и было. Айви понравился веер, когда я отдала его ей, и мне казалось, что сравнение с танцовщицей она примет как комплимент. Однако внезапно, в свете тех самых событий, Айви решила, что я пытаюсь обмануть ее, а на самом деле хочу, чтобы она увидела разницу между изящной талией танцовщицы и ее собственной.
– Человеческие отношения чрезвычайно сложны, – заметил Пуаро.
– Да, и люди сами их предельно усложняют, – осуждающе ответила Линор Лавингтон. – И все же, как я и сказала, Айви недавно надела браслет, что я подарила ей. И позаботилась, чтобы я обратила на него внимание. Должно быть, так она хотела показать, что простила меня. Что еще он мог означать?
Глава 26
Эксперимент с пишущей машинкой
Когда Линор Лавингтон и Пуаро приехали в Комбингэм-холл, они застали Кингсбери охраняющим маленький столик в прихожей, на котором бок о бок стояли две пишущие машинки.
– Я приготовил обе машинки для мистера Пуаро, как вы просили, миссис Лавингтон.
– Благодарю тебя, Кингсбери. Ты можешь идти.
Слуга, шаркая ногами, ушел. Никто не сделал попытки закрыть входную дверь.
Пуаро подавил желание спросить, почему в таком большом доме, как Комбингэм-холл, где столько пустых комнат, проверка пишущих машинок должна проходить в прихожей. Это не имело смысла! Пуаро подумал, что, если бы дом принадлежал ему, он бы на месте маленького столика поставил большой рояль. Только он был бы здесь на месте.
– Что-то не так, мистер Пуаро? – спросила Линор Лавингтон.
– Вовсе нет, мадам.
Пуаро посмотрел на машинки, стоявшие перед ним. Одна была новой и блестела, у второй сбоку имелась трещина и глубокая царапина спереди. Рядом с ними Кингсбери положил бумагу и копирку, требовавшиеся Пуаро для проверки.
Устроившись в отведенной ему комнате и приведя себя в порядок, Пуаро сел перед маленьким столиком и проверил сначала старую пишущую машинку, потом новую. Обе выдали одинаковые «е» без малейших изъянов. У него не было никакой нужды искать другие отличия, и, однако же, он провел кое-какие изыскания. Ведь если не искать, то не получишь шанса обнаружить детали, существование которых ты даже не предполагал и которые впоследствии могут оказаться исключительно важными.
На родном французском языке Пуаро вознес благодарность высшим силам, когда понял, что такие детали в этом случае наличествуют. Он сличал два листа бумаги, на которых напечатал одно и то же, когда сначала услышал, а потом увидел Хоппи.
Пес сбежал по лестнице и промчался через прихожую. Вслед за ним быстро спустилась Аннабель Тредуэй.
– Хоппи, сидеть. Сидеть, малыш! Я уверена, мистер Пуаро не любит, когда ему лижут лицо.
Пуаро действительно не любил подобные вещи и погладил пса, полагая, что тот примет это в качестве разумного компромисса.
– Видите, как Хоппи рад вас видеть, мистер Пуаро! Разве он не милый, ласковый мальчик? – Аннабель умудрилась произнести это печальным голосом, словно никто, кроме нее, не мог оценить достоинств собаки.
Через какое-то время Хоппи вспомнил, что собирался в сад, и направился к двери.
Аннабель заметила листы бумаги в руках Пуаро.
– Я вижу, вы заняты нашими машинками, – проговорила она. – О, не позволяйте мне вам мешать. Линор строго-настрого наказала мне не отвлекать вас, чтобы вы могли спокойно делать вашу детективную работу.
– Я уже завершил эксперимент, мадемуазель. Хотите узнать результат? Скажите, какие вы тут видите различия?
Он передал ей оба листа.
Аннабель некоторое время их рассматривала, а затем взглянула на Пуаро.
– Я ничего особенного не вижу, – призналась она. – Ничего, на что следовало бы обратить внимание. Буква «е» есть на обеих страницах и выглядит совершенно нормально.
– Верно. Но здесь имеется еще кое-что интересное, кроме «е».
– На обоих листах напечатано: «Я, Эркюль Пуаро, прибыл в Комбингэм-холл и не уеду отсюда до тех пор, пока не разгадаю тайну смерти Барнабаса Панди». Обе надписи совершенно одинаковы, разве нет? Чего я не заметила?
– Если я вам отвечу, мадемуазель, то лишу шанса проделать эту работу самостоятельно.
– Я не собираюсь проделывать никакую работу. Я хочу, чтобы вы сказали, грозит ли обитателям дома опасность со стороны убийцы, который здесь бродит, и защитят ли нас от нее, а потом… только одного: забыть!
– Но что вы хотите забыть?
– Забыть все. Убийство дедули, причину убийства, имя убийцы и отвратительное письмо, которое я никак не могу выкинуть из головы даже после того, как сожгла.
– А мокрое голубое платье с белыми и желтыми цветами? – спросил Пуаро.
Она посмотрела на него широко раскрытыми глазами и, казалось, не поняла.
– Что вы имеете в виду? – спросила она. – У меня есть голубое платье с белыми и желтыми цветами. Но оно не мокрое.
– И где оно?
– В моем шкафу.
– Вы уверены, что оно там?
– А где еще ему быть? Я была в нем в тот день, когда умер дедуля. С тех пор у меня не возникало желания его надеть.
Значит, она не искала платье и не знает, что оно исчезло. «Если, конечно, говорит правду», – подумал Пуаро.
– Мадемуазель, известно ли вам, что ваш дедушка хотел переписать завещание? Однако не успел. Ему помешала смерть. Он намеревался существенно изменить свои распоряжения.
– Нет, я не знала. Хотя Питер Ваут, его адвокат, приходил к нам, и они уединялись в гостиной, чтобы что-то обсудить, поэтому весьма возможно…
Неожиданно Аннабель ахнула, сделав шаг назад. Пуаро вскочил, чтобы ее поддержать, если она начнет падать.
Он помог ей сесть на стул.
– Что случилось, мадемуазель?
– Речь шла обо мне, верно? – шепотом спросила она. – Он хотел лишить меня наследства. Вот почему он вызвал Ваута. Несмотря на то что я спасла жизнь Айви – как только он узнал, то уже не мог меня простить! Из чего следует, что я вообще не имею права на прощение, – резко сказала Аннабель. – Если дедушка собирался изменить завещание, чтобы меня наказать, значит, я не заслуживаю ничего, кроме страданий. Он всегда был справедливым. Я никогда не рассчитывала, что он будет любить меня так же, как Линор, но он всегда был справедливым.
