Айви грустно улыбнулась.
– Я ничуть не лучше ее, мистер Пуаро. Я думаю, важно понимать, что твои близкие и дорогие люди не идеальны. А если человек не может это принять… он ступает на дорогу, ведущую к безумию.
«Ни один человек не идеален», – мысленно согласился с ней Пуаро. С другой стороны, головоломка и ее решение, после того, как все, даже самые маленькие фрагменты укладываются в схему…
– А известно ли вам, мадемуазель, что ваш дедушка намеревался изменить завещание, но умер до того, как успел это сделать?
– Нет. – В глазах Айви появилось сосредоточенное выражение. – И как он собирался его изменить?
– Адвокат и ваша мать сказали мне, что он намеревался вычеркнуть мадемуазель Аннабель из завещания.
– Но почему он решил так поступить? – спросила Айви. – Тетя Аннабель – добрый, бескорыстный, достойный человек. Таких, как она, совсем немного. Я далеко не всегда бываю доброй. А вы, мистер Пуаро?
– Я стараюсь, мадемуазель Айви. Очень важно стараться.
– Но… это не имеет смысла, – пробормотала Айви. – И просто не может быть правдой. Дедушка всегда больше любил маму, но он никогда бы не стал так явно демонстрировать свои предпочтения. К тому же он не хуже меня знал, что тетя Аннабель никому и никогда не причинила вреда. Я всегда считала, что он чувствовал себя виноватым из-за того, что она его раздражала, потому что не делала ничего, чтобы заслужить такое отношение.
– Я должен задать еще один вопрос, мадемуазель, – сказал Пуаро. – Он покажется вам странным, и я заранее приношу извинения, если он огорчит вас.
– Он о стволах деревьев? – спросила Айви.
– Нет. Он касается вашего покойного отца.
– Бедный папа.
– Почему вы так говорите?
– Я не знаю. Не думаю, что мама сильно его любила. О, она безупречно играла роль хорошей жены, но ее сердце было свободным. Она могла любить его больше, будь она честной с самого начала. А вместо этого их отношения развивались по обычной схеме: она пыталась вести себя так и говорить то, что, по ее мнению, сделало бы его счастливым, но в результате оба не были довольны своей жизнью.
– Она обманывала его в каких-то определенных вопросах? – спросил Пуаро.
– Нет, все гораздо хуже, – сказала Айви. – Она обманывала его в каждодневной жизни. Мама невероятно умна, вы же знаете. Отлично организованна, хитроумна и способна на многое. Она склонна считать, что все должно быть, как она хочет. При таком отношении препятствия на ее пути часто попросту исчезают. Точнее, я бы сказала, что так стало после смерти папы. Он мог волноваться из-за мелочей и постоянно повторял, что им не следует делать то или это, потому что у них не получится – покинуть Комбингэм-холл, к примеру, чтобы устроить собственный дом. Мама хотела, а папа нет, и она делала вид, что согласна с ним. Но знала, что у нее все прекрасно получилось бы, если бы ей представился шанс, и эта мысль постоянно ее мучила. Ей бы следовало сказать ему, что нельзя быть таким глупым, вместо того чтобы потворствовать его робкому отношению к жизни. Я полагаю, его смерть стала для мамы облегчением.
– Она говорила о том, что испытала облегчение?
– Боже мой, нет. Она бы скорее умерла, чем призналась. Она действительно невероятно умна. Мама получает огромное удовольствие от того, что стала за все отвечать и может принимать собственные решения после смерти папы – однако ни разу не сказала: «Какое облегчение, я теперь свободна!» – как поступили бы многие на ее месте. Нет, подобных слов мама никогда не произнесла бы вслух.
Айви улыбнулась.
– Да, что-то я слишком много болтаю. Так что вы хотели спросить меня про папу? Я не дала вам задать вопрос.
– После смерти вашего отца вы получали какие-то письма, якобы им написанные?
– Письма от умершего отца? Нет. Ни разу. А почему вы спрашиваете?
Пуаро покачал головой.
– Не имеет значения. Благодарю вас за то, что уделили мне время, мадемуазель. Наш разговор на многое пролил свет.
– А я думаю, очень даже имеет, – сказала Айви ему вслед, когда он направился в столовую, где его ожидал завтрак. – Сначала письма от вас, но написанные не вами, потом от моего мертвого отца, которые он просто не мог написать… Надеюсь, вы нам объясните, мсье Пуаро. Я бы хотела разобраться во всех деталях этой странной истории.
– Как и я, – сказал себе Пуаро, усаживаясь за стол и принимаясь за еду. – Очень бы хотел.
Глава 28
Неубедительное признание
Я сидел у себя в Скотленд-Ярде, разгадывая особенно сложный кроссворд, когда в дверь постучал суперинтендант.
– Прошу прощения за то, что прерываю вас, инспектор, – с улыбкой сказал он. – Но с вами хочет поговорить мисс Аннабель Тредуэй.
С тех пор как Роланд-Веревка понял, что ни Пуаро, ни Скотленд-Ярд не намерены предъявить его сыну обвинение в убийстве, суперинтендант стал образцом разумности и сдержанности.
– Я немедленно приму мисс Тредуэй, – сказал я.
Шеф ввел ее в маленькую комнату и исчез. Я бросил взгляд на стоявшую передо мной женщину и спросил себя: почему с первой минуты, как я увидел ее, она показалась мне олицетворением трагической судьбы? Казалось, все в комнате потемнело после ее появления. Но почему? Она не плакала, не была одета в траур. Меня это озадачивало.
– Добрый день, мисс Тредуэй.
– Вы инспектор Эдвард Кетчпул?
– Совершенно верно. Я полагал, мы встретимся завтра в Комбингэм-холле. И никак не ожидал, что вы приедете для встречи со мной в Лондон.
– Я хочу сделать признание, – сказала она.
– Понятно. – Я сел и предложил ей то же, однако она осталась стоять.
– Я убила своего дедушку. Я действовала в одиночку.
– В самом деле?
– Да. – Она вздернула подбородок, словно гордясь собой. – Три других человека также получили письма, в которых их обвинили в убийстве, но они не виновны. Я его убила.
– Вы хотите признаться в том, что убили Барнабаса Панди?
– Да.
– Как?
Она нахмурилась.
– Я не совсем понимаю ваш вопрос.
– Все предельно просто. Вы сказали, что убили мистера Панди. Я спрашиваю, как вы это сделали?
– Я думала, вы знаете. Он утонул в ванне.
– То есть вы хотите сказать, что его утопили вы?
– Я… да. Я его утопила.
– Но Эркюлю Пуаро вы говорили совсем другое, – сказал я.
Аннабель Тредуэй опустила глаза.
– Я сожалею.
– О чем? Об убийстве дедушки? Или о том, что солгали Пуаро? Или что лжете мне? Или обо всем сразу?
– Пожалуйста, не осложняйте все сильнее, чем это необходимо, инспектор.
