– Как и все остальное, что вы нам рассказали, – холодно заметил Джон Мак-Кродден. – Где доказательства того, что мистер Панди лишил бы наследства Линор, к которой, как вы сами говорили, всегда благоволил? Ваш глупый эксперимент ничего не доказывает.
– Вы так думаете, мсье? Я не согласен. И полагаю, что все здесь, кто не влюблен в Линор Лавингтон, видят логику моих выводов. Позвольте поведать вам кое-что еще – возможно, это вас убедит: Кингсбери рассказал мне, что в тот вечер, когда за обедом произошла ссора, он видел, как мсье Панди плакал за столом после того, как женщины ушли. Кингсбери заметил слезу, скатившуюся по его щеке.
Возможно ли, что Барнабас Панди сердился на мадемуазель Тредуэй? Non, mes amis. Плакать можно от гнева, но тогда это поток слез, разве не так? Он не сердился на Аннабель, – он ей сочувствовал. Барнабас Панди погрузился в печаль и сожаления. Не зная об ужасном чувстве вины, наполнявшем ее жизнь, он не проявлял терпения в общении с ней. Но внезапно непостижимая внучка стала ему понятна: невидимая пелена трагедии, которая, казалось, постоянно ее окутывала, отказ от брака и детей.
Совсем нетрудно понять, как подобные мысли – столь внезапно меняющие перспективу – заставили его вспомнить о человеке, с которым он обошел жестоко: Винсенте Лоббе. И когда я немного подумал, аналогия стала совершенно очевидной, и я убедился, что прав. Винсент Лобб, как и Аннабель Тредуэй, был виновен в трусости. Он настолько боялся возможных последствий, что не сумел сделать правильный выбор. И остаток жизни его мучило чувство вины – как и Аннабель Тредуэй. Лобб совершил ужасный поступок, как и мадемуазель Аннабель, оба сильно страдали и оба не могли получать удовольствие от жизни. Именно тогда, сидя за обеденным столом, Барнабас Панди принял мудрое решение – простить обоих.
– Легко разглагольствовать о прощении, Пуаро, когда речь не о вас, – сказал Джон Мак-Кродден. – У вас ведь нет детей, не так ли? Как и у меня; но зато есть воображение. Вы уверены, что могли бы, хотя бы когда-нибудь, простить человека, который оставил вашего четырехлетнего ребенка тонуть в реке и стал спасать собаку? Я точно не смог бы!
– А я знаю, мсье, что никогда бы не стал засовывать мокрое платье под кровать в надежде, что его найдет Эркюль Пуаро, и в результате человек, которого я не в силах простить, будет повешен за убийство, к коему не имеет никакого отношения, не говоря уже о том, что никакого убийства не было. В этом я абсолютно уверен. Вы совершили фатальный просчет, мадам, – продолжал Пуаро, поворачиваясь к Линор Лавингтон. – Платье обеспечило меня важнейшей уликой. Я сразу понял, что либо ваша сестра отняла жизнь у мсье Панди, либо кому-то понадобилось, чтобы я так считал.
Именно тогда я дал себе слово поймать злодея: того, кто уже совершил убийство и намерен добиться смерти Аннабель Тредуэй. Возможно, без мокрого платья я бы не стал столь усердно вести расследование дальше и мир так и не узнал бы того, что вы сделали, мадам.
Аннабель Тредуэй поднялась на ноги, Хоппи зарычал и встал рядом с ней. Казалось, пес понял, что она собирается сказать нечто важное.
– Моя сестра не может быть виновной в убийстве, мистер Пуаро. Она находилась вместе со мной, когда Кингсбери убили. Разве не так, Линор? Ты была со мной все время, между двумя часами и тем моментом, когда мы вместе пришли в гостиную. Таким образом, она не делала того, в чем вы ее обвиняете.
– Я вижу, вы хотите последовать примеру вашего дедушки и проявить сострадание, мадемуазель. Вы намерены простить сестре попытку покушения на вашу жизнь, n’est-ce pas? Но вам не обмануть Эркюля Пуаро. Если бы вы и мадам Лавингтон были вместе между двумя часами и моментом появления в гостиной, то сообщили бы об этом много раньше.
– Нет, не так, – возразила Аннабель. – Линор, скажи ему. Мы были вместе – разве ты не помнишь?
Линор Лавингтон проигнорировала сестру. Она смотрела на Пуаро.
– Я мать, которая любит своих детей. Вот и все, – сказала она.
– Линор. – Сидевший рядом с ней Джон Мак-Кродден сжал ее руку. – Ты должна быть сильной. Я люблю тебя, дорогая. Он ничего не может доказать, и я не сомневаюсь, что ему это известно.
В уголке глаза Линор появилась слеза, которая медленно покатилась по щеке. Одинокая слезинка: в точности, как та, что пролил Барнабас Панди в рассказе Кингсбери.
– Я люблю тебя, Джон, – сказала она. – И никогда не переставала любить.
– Значит, вы оказались способны на прощение, мадам, – сказал Пуаро. – Хорошо. Что бы ни случилось раньше и что бы ни ждало вас в будущем, это всегда хорошо.
Глава 38
Роланд-Без-Веревки
– Посетитель, которого вы ждали, прибыл, сэр, – сказал Джордж во второй половине вторника.
Прошло почти две недели с того дня, как мы с Пуаро, покинув Комбингэм-холл, вернулись в Лондон.
– Мсье Роланд Мак-Кродден?
– Да, сэр. Могу я его пригласить?
– Да, пожалуйста, Джордж.
Роланд Мак-Кродден с вызывающим видом вошел через несколько мгновений, но немного сник, увидав Пуаро и слыша его теплое приветствие.
– Вам не следует смущаться, – сказал Пуаро. – Я знаю, что вы пришли мне сообщить. Я вас ждал. И то, что это случилось, вполне естественно.
– Значит, вы слышали? – спросил Мак-Кродден.
– Я ничего не слышал. Мне никто не говорил. Однако я знаю.
– Невозможно.
– Вы пришли, чтобы сообщить мне, что будете содействовать защите Линор Лавингтон – разве нет? Она намерена заявить, что невиновна ни в убийстве, ни в попытке убийства.
– Кто-то вам рассказал. Должно быть, вы говорили с Джоном.
– Мой друг, я ни с кем не разговаривал. Вы довольно долго беседовали с Джоном, верно, – после того, как мы все встречались в Комбингэм-холле? И сумели отбросить все разделявшие вас неприятные проблемы, которые утекли, точно вода под мостом, non?
– Ну да. Но я не понимаю, как вы могли…
– Скажите мне, возможно ли, что Джон займется изучением законов, как вы надеялись?
– Как… да… он выразил подобное желание, но только вчера, – с подозрением в голосе подтвердил Мак-Кродден. – Почему вы не можете быть со мной откровенны, Пуаро? Я просто не могу поверить, что кто-то в состоянии угадывать такие детали. Даже вы.
– Догадки тут совсем ни при чем. Это лишь понимание человеческой природы, – объяснил Пуаро. – Мсье Джон хочет сам защищать любимую женщину, однако он благодарен за вашу помощь ей и ему. И показывает свою признательность, решив, что в конечном счете не так уж и плохо заниматься юриспруденцией. В особенности теперь, когда его отец изменил свое мнение о том, что должно происходить с теми, кто совершил убийство.
– Вы говорите о моих мнениях и о том, как они изменились, так, словно вам это известно лучше, чем мне самому, – сказал Мак-Кродден.
