Разве может так измениться мужчина, сбрив бороду? Да и с чего я решила, что он незаметный? Да, у него нет миндалевидных глаз Джуна или смазливых черт лица, как у Вия, но куратор по-своему красив.
Аккуратный нос, чувственный подбородок и пристальные глаза. В моей груди расплавилась бабочка, и теперь другие рассматривали оставшуюся от нее лужу, трясясь от страха.
— Опомнись! — вдруг надавала мне по щекам самая смелая. — Это — твой преподаватель! И он сейчас очень зол, ведь застукал тебя в неположенном месте! Мало того, он может подумать, что ты...
Мучительно представив, что может подумать куратор, я залилась краской. Стыдиться вроде поздно, но я отчаянно замотала головой.
— Вы... Не о том... Я...
Скрестившись с его фиолетовым взглядом, я смолкла. Пронеслось в голове, что мы стоим близко, слишком близко, и что он смотрит на меня... как-то не так. Совсем не так, как должен смотреть преподаватель на ученицу.
— Если ищешь Джуна, его здесь нет. Пойдем, я провожу тебя, — вдруг сказал он, и развернулся.
Ошарашенная, я удивленно моргнула, но тут же понеслась следом. Кажется, пронесло. Меня не заподозрили ни в чем дурном. Это — хорошо. Но...
— Куда мы идем? К мисс Свити? — запаниковала я на лестнице. — Но ведь это позор... Я вернусь без ручки, и она поймет, что я прогуливала урок, а значит... Ой, она поставит минус!
Мы спустились на первый этаж, но, к моему удивлению, куратор пошел совершенно в другую сторону. Это заставило меня остановиться. Я неверяще смотрела в спину удаляющемуся балахону и не понимала, что происходит. Куда он меня ведет?!
— Сбежать? — у меня затряслись коленки.
— Он не сделает тебе ничего плохого, — неуверенно приободрили бабочки.
— Зато он красивый мужчина, — внесла свое веское слово оптимистка и, зажмурившись, я приказала себе собраться.
Наверное, куратор даже не представляет, что творится у меня в голове! Как странно, раньше я не была подвержена прыжкам гормонов и неправильным мыслям.
— Он просто хочет сказать что-то важное, — успокоила я себя и догнала куратора.
Он остановился перед своей аудиторией и, как бы не решаясь, оглянулся. Его хмурый взгляд мне не понравился, но я усилием воли отогнала дурные мысли.
— Заходи, — отступил он в сторону, и я послушно кивнула.
В аудитории было темно. Из-под тяжелых штор яркими лучами серебрился рассвет. Я впервые обратила внимание, что в аудитории висят такие тяжелые портьеры. Обычно, когда мы занимались, они были открыты.
Сзади захлопнулась дверь, и по спине пробежали мурашки.
— Лика, — твердым, но безразличным голосом позвал куратор, — я хочу тебе кое-то сказать.
— Да? — я обернулась.
Куратор снова подошел слишком близко, и меня это сильно нервировало. Пусть он и сбрил бороду, и бередил во мне какие-то неизвестные ранее чувства, я не хотела выдавать себя. Блажь, гормоны, ерунда в голове — с кем ни бывает...
Фиолетовые глаза странно мерцали в темноте. Я замерла. Куратор очень медленно поднял руку и коснулся моего лица. Кожу непривычно обожгло, и я вздрогнула. Он не убрал руку, продолжая нежно проводить ладонью по моей щеке, и от этого сердце забилось еще сильнее.
— Наверное, ты испачкалась, — прошептала самая смелая бабочка, но ее перебила другая:
— В темноте разве видно?
— Я должен признаться, потому что не могу дольше скрывать, — голос у куратора дрогнул, и он сделал еще один шаг ко мне.
Странно, я думала, мы и так стоим слишком близко.
— Сейчас случится что-то неправильное, — подсказали бабочки, но тело не слушалось и крепко приросло к полу.
Я заворожено смотрела, как его лицо наклоняется, а фиолетовый свет мерцает у моих глаз. Я почувствовала легкое дыхание рядом, и губы закололо от напряжения.
— Он же не собирается?.. — ахнули бабочки, но то, чего я опасалась и почему-то ждала, не случилось.
Он замер в паре миллиметров от меня, и губы обожгло чужое дыхание. Я не сразу поняла, что слышу его тихие слова:
— Ты — моя сестра. Двоюродная...
Понимание пришло не сразу, и мне потребовалось пара секунд, чтобы осознать и в удивлении приоткрыть рот. В тот же момент я почувствовала мягкие, нежные касания теплых губ. Они легонько парили, держа меня на грани, заставляя гадать, чувствую ли я их или мне только кажется.
А потом он еще тише добавил:
— ...и я хочу с тобой встречаться.
Глава 20. Крайние обстоятельства
Когда до моего мозга дошел смысл фразы, я еще несколько секунд в ступоре смотрела в его глаза. Куратор принял это за согласие и снова коснулся моих губ.
— Вы... — я отмерла и попыталась толкнуть его в грудь, но руки ослабли, и Гюрон не сдвинулся с места. Наверное, подумал, что хочу сложить руки у него на груди.
Нежными касаниями он поцеловал меня в щеку, в висок и снова вернулся к губам, настойчиво схватив нижнюю. Это было волнительно и в то же время ужасно. Его прикосновения поднимали волну разочарования, обиды, замешенной на удивлении и непонимании. Это придало мне силы и я толкнулаего в грудь. Куратор отшатнулся назад и растерянно заглянул в глаза.
— Вы сошли с ума, — мой голос не слушался, выдавая непривычные хрипы и срываясь.
В панике я бросилась к выключателю.
— Лика...
Когда аудиторию залил свет, передо мной предстало недоумевающее и слегка растерянное лицо. Он что, действительно думал, что я растаю и брошусь к нему в объятья?
— Не приближайтесь! — выставила вперед руку, и он послушался. — Не могу поверить... Это правда?
— Да, — просто ответил он.
— Тогда вы — извращенец! — заорали бабочки, но остатки воспитания не позволили закричать на преподавателя. — Боже, что же делать?..
У меня было ощущение, будто ураган ударил в лицо. Мысли путались и не складывались в предложения, эмоции застилали разум, голова гудела.
Куратор взял себя в руки и теперь холодно рассматривал мою растерянную персону.
— У нас разрешаются отношения между кузенами. Не волнуйся, — спокойно сказал он.
Как будто это снимает все вопросы с повестки!
— Но...
— Разумеется, придется скрывать наши отношения, — он наклонил голову и спросил:
— Я тебе нравлюсь?
Дверь была рядом, и желание сбежать зудело в ногах. Но остатки рассудительности подсказывали, что лучше решить все здесь и сейчас и не откладывать на потом деликатный и непростой разговор.
— Как вы узнали, что я ваша сестра? — из двух новостей первая мне показалась важнее.
