Алхимия удивительна в окружении Рудольфа, где отдавалось предпочтение маньеристским каприччо, гибридам, диковинам, спиритическим сеансам, глиняным андрогенам. В остальном же сатурнальная меланхолия Рудольфа II, его болезненная печаль, в которой словно угадываются предпосылки мрачности барокко и Карела Гинека Махи, соответствует черному цвету гниения, при котором материя Великого Творения обретает цвет смерти, – это меланхолия адепта, бесконечно ожидающего, когда подействуют его смеси и отвары
[619].
Агентам, рассылаемым Рудольфом по другим странам, чтобы добывать произведения искусства, было также поручено разыскивать алхимиков и привлекать их ко двору с помощью подарков и обещаний
[620]. Для шарлатанов, наводнявших Европу, вроде “Английских комедиантов” (нем. “Englische Komödianten”), а позднее – бродячих комедиантов-импровизаторов, Богемия стала чем-то вроде Калифорнии спиритизма. Город на Влтаве в те годы можно было бы изобразить на символической гравюре так: в воздухе, отравленном серными парами, под пасмурным солнцем с человеческой головой и чертами Рудольфа II Трисмегиста, в императорских садах растут металлические деревья с черными воронами на ветвях, и, пугая чаек и уток, целая флотилия экстравагантных кораблей-атаноров плывет по Влтаве, в то время как напялившая железную броню брюхатая мегера Брейгеля сбегает с Пражского Града прямо в ад.
Дыни выбирают по вкусу, поэтому Рудольф, прежде чем принять алхимика к себе на службу, устраивал ему экзамен с помощью придворного врача Тадеуша фон Хайека
[621]. Но многим мошенникам с помощью различных ухищрений все равно удавалось обдурить и Рудольфа, и его придворного врача. Они пользовались тиглями с двойным дном из глины или воска, под которым прятали золотую пыль. Или смешивали содержимое разогретого тигля с брусками, имевшими внутри полость, куда вкладывалось несколько унций золота, покрытых слоем воска. Или в тигель клали древесный уголь, содержавший опилки благороднейшего металла, скрытые под черным воском, который при нагревании растворялся
[622].
Рудольфа часто водили за нос обманщики, толокшие воду в ступе, но, сколько они ни пытались, сидя на Пражском Граде, соединить серу с ртутью, смесь никак не превращалась в золото. То же происходило с богемскими патрициями и богатыми буржуа, которые из кожи вон лезли ради коагуляций и сублимаций и, пожираемые страстью к “тинктурам”, как и их монарх, изнуряли свои тела и заводили алхимические печи в своих дворцах и имениях. Надуваемые непонятной тарабарщиной и громкой славой лжедистилляторов, облегчавших их кошельки, они надеялись добыть желтый металл и обрести вечную молодость, как простофили в сказках ждут золотого или рубинового поноса от ослов. Lapis philosophorum – философский камень привлекал их подобно заколдованному фетишу.
Стаи жуликов и обманщиков, бездельников и проходимцев, мошенников и продавцов мазей заполонили Прагу, обманывая народ своей галиматьей, своими бальзамами и магическими зеркалами. Похваляясь умением возгонять ртуть и воспламенять серу, многие авантюристы наполняли свои карманы в городе Рудольфа, чтобы впоследствии отправиться восвояси, подобно ворону из Ноева ковчега, если только по невезению Рудольф не заключал их “во глубину Кавказа” Белой башни и не вешал их, разодетых в золотые блестки, на позолоченной виселице – чтобы покачались на ветру. Впрочем, если в образе клоуна с шутовской усмешкой и проскакивает порой гримаса страдания выставленного на посмешище изгоя, то в маске алхимика, исполненной чванливой наглости шарлатана, шут обретает выражение горького разочарования и печали.
Глава 43
По преданию, во времена Рудольфа II, алхимики обитали в миниатюрных домишках на Златой улочке (Zlatá Ulička, Alchimistengäßchen, Goldmachergäßchen) – лилипутской онирической улочке на задворках великолепного Града. Майринк, который, по словам Макса Брода, тоже занимался поисками философского камня
[623], описывал ее так: “Тесный переулок с амбразурами, извилистый проход, такой узкий, что едва пройдешь… и вот я уже перед рядом домиков, величиною не выше моего роста. Протянув руку, я мог дотронуться до их крыш. Я попал на улицу “Делателей золота”, где в Средние века алхимики выплавляли философский камень и отравляли лунный свет”
[624]. А Оскар Винер писал: “Это и правда очень веселая улица, потому что она построена из игрушечных кубиков. Разноцветные кукольные ящички, размер которых едва ли превосходит четыре квадратных шага, прилепились к ограде Оленьего рва. На этой удивительной глухой улочке до сих пор живет беднота, но малюсенькие комнатки, каждая из которых размером в целый дом, содержатся в скрупулезной чистоте, а на окнах, которых не более двух, цветут герани и гвоздики”
[625].
Легенда сообщает, что подозрительный Рудольф держал под бдительным присмотром своих косматых алхимиков на Златой улочке. Каждый из них имел в качестве жилья и лаборатории свой собственный кукольный домик (нем. “Puppenhaus”) и, закрывшись в нем, должен был без устали заниматься трансмутациями. По улочке днем и ночью маршировал туда-сюда ландскнехт с алебардой. Однажды, восхищенные золотым солнечным светом, сиявшим с неба, и пением первых весенних птиц, что вили гнезда на городских стенах, некоторые из этих шарлатанов громко потребовали, чтобы их пустили погулять в Олений ров. Но в Оленьем рву в это время охотились благородные друзья императора, и он не мог позволить, чтобы неотесанные алхимики смешались со столь избранным обществом. Из протеста против отказа эти Wundermänner повыдергивали свои ассирийские бороды, поразбивали вдребезги реторты, колбы и сифоны, выбросив все снаряжение в Олений ров, и объявили забастовку: с этих пор ни грана золота не прибавится во дворе. И тогда Рудольф решил по-своему успокоить их: он повелел повести их в ров и заточить в железные клетки, подвешенные на елях, где они умирали от голода. И это потому, что алхимик не должен покидать свою задымленную кухоньку, чтобы беззаботно гулять под небесным сводом, наслаждаясь весенней небесной лазурью
[626]. Высокомерный Рудольф плохо обращался с алхимиками из своего “гарема” и порой убивал их, подобно тому, как Сатурн пожирает свое потомство, а антимоний (сурьма), этот “химический хищник” (лат. “lupus metallorum”), пожирает металлы
[627]. Майринк утверждает, что в Оленьем рву медведи Рудольфа питаются мясом адептов
[628].
