В тюрьме Келли метался, словно дикий зверь. Еду ему передавали через узенькое отверстие. Потом он объявил голодовку и заболел от истощения. Испугавшись, что алхимик умрет, так и не открыв формулу, Рудольф послал одного из придворных врачей излечить узника. Но, поскольку пленник не хотел выдавать секретов своих перегонных кубов двум подосланным к нему советникам, император ужесточил заключение. Несговорчивый и грубый узник стал доставлять еще больше неприятностей, когда Рожмберк вступился за своего протеже. Управляющий башни Худерка получил приказ выведать у узника таинственный рецепт, хотя бы под пытками, но Келли словно воды в рот набрал
[677]. Тем временем его семья изнывала от нужды, потому что осенью 1591 г. Рудольф наложил секвестр на имущество англичанина, доверив это двум имперским комиссарам, которые и разграбили все имущество. Жена Келли по уши влезла в долги, чтобы облегчить заключение мужу.
Келли просидел в Кршивоклате более двух лет. Потеряв всякую надежду на милость или на честный суд, он хотел бежать и, подкупив одного из часовых, однажды ночью попытался спуститься из окна башни. Но веревка оборвалась, и Келли упал в ров. Его нашли утром, без чувств, со сломанной ногой. Рудольф сжалился и позволил семье отвезти Келли в Прагу, где хирург был вынужден ампутировать ему ногу и заменить ее деревянным протезом.
Вот так в шеренге хромых странников искалеченное подобие Келли (Деревянная нога, Безухий) сближается с подобием Тихо Браге с носом-протезом и составными усами, написанными Арчимбольдо. Келли так и не был допущен ко двору, где, затмевая его, блистали другие фавориты. Имущество ему было возвращено, но комиссары довели семью до столь плачевного состояния, что жене Келли пришлось продать драгоценности, чтобы хоть как-то восстановить утраченное
[678]. Алхимия доходов более не приносила. Вилем Рожмберк умер в 1592 г., а его брат Петр Вок предпочитал держать в Тршебони гарем экзотических красавиц, а не тратить деньги на дистилляции. История Келли подтверждает правильность поговорки, что мошна алхимика сделана из кожи хамелеона, потому что она наполнялась только воздухом и ветром. Келли отказался от принадлежавших ему многочисленных сельских домов и имений, но утихомирить толпу кредиторов не удалось, и Рудольф в ноябре 1596 г., воспользовавшись в качестве предлога его долгами, заточил Келли в тюрьму замка в Мосте. Чтобы быть с ним вместе, жена, отказавшись уйти в монастырь, переехала с двумя детьми в этот городок.
Из тюрьмы Келли послал Рудольфу свой трактат “О философском камне” (лат. “De lapide philosophorum”) вместе с письмом, в котором объявлял себя невиновным, утверждая, что людям всегда будет свойственно освобождать Варавву и распинать Христа. В ответ ему ужесточили заключение. Так шарлатан становится беспомощным нищим мучеником, отождествляющим себя с Христом. Теперь, достойный читатель, вместо роскошного представления с глазурованными сосудами, лысыми деревьями и прозрачными сферами, в которых совершается бракосочетание элементов, ты станешь свидетелем крушения низвергнутого хвастливого алхимика, и не в образе поверженного Икара в брейгелевском море опалового тумана, но как последнего мошенника в холодном аду богемской тюрьмы. Если обработку металла уподобить Страстям Христовым, то не меньше металла страдает в перегонном кубе тюрьмы шарлатан с отрезанными ушами. И более того, если субстанции в атаноре познают только временную смерть, поскольку во Христе они воскреснут, сублимированные, то для Безухого не будет воскресения во славе, но лишь смерть без возврата.
Летом 1597 г. жена Келли попросила у императора аудиенции, но один из камергеров пригрозил арестовать ее как сообщницу, а ее детей сослать в монастырь. Тогда алхимик решил повторить попытку побега. Брат, приехавший в Прагу, должен был ждать его в карете под замком в Мосте. Но вот ведь проклятая судьба! И на этот раз веревка порвалась, и Келли упал в ров, сломав себе вторую ногу. Вернувшись обратно в тюрьму, он лишил себя жизни, выпив яда, который втайне принесла ему жена, – это произошло 1 ноября 1597 г.
Глава 46
Безотрадная судьба досталась и другому алхимику, имя которого также связано с городом на Влтаве: поляку Михаилу Сендивогию
[679]. На долю этого человека выпали столь разнообразные превратности судьбы, что его биография может показаться коллажем из нескольких жизней.
Сначала он исколесил Германию, а в 1590 г. явился в Прагу, но Келли, бывший в то время в фаворе, боялся конкуренции и не допускал его ко двору, приютив в своем доме в Йилове
[680]. Сендивогию, выдававшему себя за дворянина и имевшего господские замашки, не сложно было найти себе покровителей в богемской столице. Ему удалось за короткое время обвести вокруг пальца лекаря Микулаша Лёва из Лёвенштейна, а затем и богатого аристократа Людвига Коралека из Тешина. Этот последний помешался на искусстве трансмутации, как и герой “Подсвечника” Джордано Бруно: его ворчливая супруга на дух не выносила алхимические пристрастия своего простофили-мужа и могла бы повторить слова разгневанной Марты, жены Ченчио: “И вот, вбивши себе в голову надежду открыть философский камень, он стал таким, что ему скучно сидеть за столом, спать на кровати, и ночь ему кажется длиннее, чем гулящей девке, у которой появилось новое платье и которой не терпится пощеголять в нем. Все-то ему надоедает, всякая свободная минута его огорчает! Единственная его отрада – плавильная печь” (действие i, явление xii)
[681].
Чтобы ввести в заблуждение Коралека, Сендивогий окунул в некую жидкость гвоздь и крюк для подвешивания бельевой веревки, подержал их над горящими углями и превратил в чистое серебро. А потом пообещал продлить его жизнь до двухсот лет. Коралек потерял голову и, к неудовольствию супруги, одарил Сендивогия деньгами и подарками. Когда же тот излечил его самого от водянки, а дочь его от оспы, Коралек проникся такой благодарностью к алхимику, что предоставил ему дом в Новом Месте и послал мебель, две кровати с бельем, воз угля для экспериментов и шляпу с белым пером. Когда же у Сендивогия родился ребенок, патриций послал роженице пеленки и одеяльца, две бочки вина и масло из своего имения
[682].
