Исцелив с помощью своей панацеи также тяжелобольного сына Лёва из Лёвенштейна, Сендивогий прослыл чудотворцем
[683]. Однако, должно быть, сам он не особо верил в свое лекарство, если в 1594 г., когда в Праге разразилась чума, бежал в Саксонию и, несмотря на призывы своего покровителя, вернулся только после прекращения эпидемии. И тут же попросил у Коралека денег, чтобы купить в Йилове дом, который продавала жена Келли, пребывавшая в стесненных обстоятельствах. Коралек, казна которого оскудела, чтобы доставить Сендивогию удовольствие, занял для него денег у богатого еврея Майзеля, настолько разозлив этим жену, что та сбежала к матери. Немного позже этот аристократ-выпивоха, соединявший страсть к алхимии с пороком пьянства, вновь заболел, но Сендивогий на этот раз не сумел его спасти ни с помощью солнечного крокуса, ни лунной солью, ни настойкой потогонного антимония. Коралек умер в 1599 г., помирившись со своей сварливой женой и крикнув польскому алхимику: “Hic est ille Lapis tuus philosophicus!” (лат. “Так вот каков твой философский камень!”)
[684].
Госпожа Коралкова обвинила Сендивогия в отравлении ее мужа с помощью эликсиров и заставила вернуть деньги, одолженные покойным. Сыщики арестовали его в Йилове, но ему удалось доказать, что эмульсии и микстуры, которые он давал Коралеку, не были ядовиты, а Коралек умер от алкоголизма. Он оплатил часть долга и был выпущен из тюрьмы. А когда вновь разразилась чума, скрылся в общей неразберихе.
И вот тут выходит на сцену таинственная фигура Александра Сетона, по прозвищу Космополит, бродячего алхимика, который творил чудеса с помощью своего красного порошка. Он возникал подобно метеору в разных частях Европы, совершал ослепительную трансмутацию и тут же скрывался, чтобы не попасться в сети курфюрста Саксонии Кристиана II. Последний, в напрасной надежде получить от Сетона формулу его дистилляций, в конце концов засадил его в казематы Кенигштайна и там пытал. Тень Сетона витала над судьбой некоторых алхимиков, попадавших в Пражский Град. Злую шутку сыграло знакомство с Сетоном над ювелиром из Страсбурга Филипом Якубом Густенховером. Узнав, что тот обладает флаконом пурпурной настойки, подаренной ему Сетоном во время одного из таких “набегов”, Рудольф II тут же послал к Густенховеру одного из камергеров, чтобы тот уговорил ювелира отправиться в Прагу. Густенховер принял приглашение неохотно, и путешествие оказалось для него фатальным, потому что его флакон отнюдь не был “неиссякаемой бутылкой” Робера-Гудена, жидкость быстро кончилась, а император, заподозрив обман, приказал погубить ювелира в Белой башне
[685].
Пока Сетон страдал, изнуренный пытками и кандалами, в сырой и темной камере в Кенигштайне, в Дрезден приехал Михаил Сендивогий. Он познакомился с Сетоном во время своих юношеских скитаний по Германии. Теперь, принятый ко двору, поражавший всех утонченными манерами и считавшийся колдуном (время от времени он превращал живую форель в хрусталь, а хрусталь – в форель), Сендивогий заручился покровительством Кристиана II и, предложив ему убедить шотландского алхимика выдать формулу, получил разрешение посетить Сетона и совершить с ним прогулку по периметру крепости
[686]. Подкупить часовых и бежать с Сетоном в сторону Кракова было проще простого. Но он опоздал! Изнуренный изощренными пытками и побегом Сетон через несколько месяцев преставился, не выдав формулу даже своему спасителю, но оставив ему зато свои ученые книги и красный порошок, который ему удалось спрятать при аресте и отыскать после побега.
Сендивогий вернулся в Прагу с настойкой Сетона и осчастливил Рудольфа, позволив тому совершить трансмутацию. Согласно Майринку, чтобы монархи и магнаты не допытывались у него секрета, которого он не знал, польский алхимик притворился, что он без ума от радости и не ожидал такого удивительного эффекта от дешевого порошка, купленного у Marktschreier (нем. “рыночный зазывала”) в Кракове за несколько грошей. Рудольф, обрадованный успехом, приказал установить в помещении, где проходила трансмутация, мраморную табличку с надписью: “Faciat hoc quispiam alius, – quod fecit Sendivogius Polonus” (лат. “Кто б мог под солнцем сделать так, что совершил здесь сей поляк!”).
Слава Сендивогия вознеслась до небес, но и угроз в его адрес прибавилось. Во время путешествия из Праги в Краков он был схвачен людьми моравского князя Кашпара Мачака из Оттенбурка и брошен в тюрьму, откуда ему удалось сбежать по веревке, сплетенной из разорванной на лоскуты собственной одежды. В еще большую опасность он попал, когда отправился совершать трансмутацию в Штутгарт, во дворец герцога Фридриха. Сендивогию с его утонченными польскими манерами удалось завоевать расположение и этого правителя, но его успех вызвал ревность придворного алхимика Мюллера фон Мюлленфельса.
Мюллер, цирюльник, научившийся алхимическим трюкам ярмарочного Quacksalber (нем. “шарлатан”), в своих скитаниях по Европе тоже останавливался в Пражском Граде. Совершив притворную трансмутацию металла в золото в тигеле с помощью дешевого трюка, а затем предложив желающим стрелять в него свинцовыми пулями, что словно растворялись в воздухе, цирюльник вызвал изумление у капризного Рудольфа, который в качестве награды даровал ему дворянский титул.
Он был посредственным и неумелым алхимиком или скорее комическим трюкачом, так что можно понять его ревность к Сендивогию, рыцарю с хорошими манерами, этому утонченному “полячишке”, приехавшему расстроить его планы и подорвать его положение при штутгартском дворе. С одной стороны, он начал нашептывать герцогу, что Сендивогий врун, случайно купивший кроваво-красную тинктуру у некоего шарлатана, а с другой – “советами Ахитофела”
[687] стал уговаривать польского алхимика смыться, прежде чем герцог, раскрыв тайну, повесит его. Помня о судьбе Сетона, Сендивогий бежал. Но головорезы неучтивого цирюльника, закутавшись в плащи и наклеив смешные фальшивые бороды, напали на него в дороге, изъяли чудесную тинктуру, самого Сендивогия заключили в глубокое подземелье одной из башен. Мюллер получил возможность хвастаться, что якобы тоже открыл, путем серии экспериментов, микстуру для трасмутации, но торжествующий герцог забрал у него флакон и попытался с помощью пристрастного допроса выведать у него состав формулы. Это было как выжимать масло из пробки или вино из пемзы.
