– Сустав надо удалять, – подытожил ортопед.
– Не может быть. Мне всего двадцать семь.
– Да, но вам провели несколько курсов высокодозной химиотерапии. Так бывает, что при этом страдают суставы. – Врач выписал мне направление в больницу со словами: – Поторопитесь. Дело не терпит отлагательства.
Мне было безразлично, что подумают окружающие. Мне хотелось исчезнуть. Меня достала моя жизнь.
Понурый, я поплелся на электричку, собираясь вернуться в бистро. Я тихо ругался себе под нос: только удача повернулась ко мне лицом, как снова судьба тянет меня на дно. Неужели так будет всегда? Чем я провинился? В электричке я совсем потерял самообладание. С минуту я всхлипывал, а потом разрыдался так, что слезы рекой потекли по щекам. Мне было безразлично, что подумают окружающие. Мне хотелось исчезнуть. Меня достала моя жизнь.
Алекс и Лаура уже ждали меня. Молча я промаршировал мимо них в кухню и закрыл за собой дверь. Оба кинулись за мной.
– Что случилось? – осторожно спросила Лаура.
– Все не так уж плохо, – неуверенно произнес Алекс.
– Опять операция. Мне поставят искусственный тазобедренный сустав. Вот награда за победу над раком.
Обследования в больнице подтвердили, что сустав не спасти, его нужно заменить на протез.
– Вы слишком поздно обратились к нам, – сказал врач. – Сустав долгое время находился в неправильном положении и пришел в негодность.
Хотя обычно время ожидания операции растягивалось на месяцы, мне назначили ее через две недели. После операции я должен был провести три недели в стационаре, потом последует реабилитация.
– У меня нет столько времени, – объяснял я врачу. – У меня бистро, и нет возможности нанять кого-то вместо себя.
– Это – не аргумент. Здоровье должно стоять для вас на первом месте. Потребуется по меньшей мере три месяца на восстановление. И вам придется распрощаться со сферой общественного питания. Рекомендую сидячую работу в офисе.
Поистине хороший совет. Только врач не подумал о том, что я почти слепой.
До операции Алекс ежедневно приходил к нам в бистро и оставался несколько часов. Я осторожно спросил его, не подменит ли он меня. Он не колебался ни секунды:
– Конечно. Главное, чтобы ты поправился. И смотри не вздумай мне за это платить.
Алекс уже разбирался в большей части бизнес-процессов, остальное я объяснил ему. Он схватывал на лету, думал теми же категориями, что и я, и отдавался делу целиком. Когда я лег в больницу, у Алекса уже были на руках все необходимые для доступа к счетам доверенности, он имел право вести переговоры с поставщиками, выдавать зарплату, мог давать указания персоналу. Даже сильная, своевольная Лаура безоговорочно приняла его как босса.
Двадцать третьего мая 1997 года ровно в десять меня положили на операционный стол, а через шесть часов сняли с него. Все, что последовало далее, было для меня рутинным делом. Те же послеоперационные боли. Хуже всего было то, что из-за многочисленных больничных приключений я приобрел устойчивость ко многим медикаментам, так что обычные дозы на меня уже не действовали. Я постоянно просил дать мне более сильное обезболивающее. Правая нога болела зверски.
В восемь часов утра рядом с моей кроватью зазвонил телефон. Это был Алекс. Он отчитался по выручке и запасам на складе. Следующую порцию новостей я получил в восемь вечера. Алекс и дальше отзванивался мне дважды в день. Подозреваю, он забросил учебу и торчал в бистро двадцать четыре часа в сутки. Я очень гордился, что у меня есть такой друг.
После двух дней постельного режима ко мне пришла инструктор по лечебной гимнастике и привезла с собой инвалидное кресло. С усилием погрузив в него свои больные кости, я буквально понесся по коридору.
– Посторонись, задавлю, – кричал я не без удовольствия.
Присутствующие смеялись над моей якобы шуткой, они же не догадывались, что я их не вижу. Снова я был самым молодым пациентом в отделении. На следующий день я настоял, чтобы инвалидное кресло заменили костылями. Ни медсестры, ни физиотерапевт не одобрили мое решение. Они наперебой отговаривали меня и умолкли, лишь когда я, насвистывая, захромал от них прочь. Перед операцией мы с Алексом целенаправленно тренировали мышцы плечевого пояса, чтобы подготовиться к ходьбе на костылях. Я продолжил силовые тренировки в больнице. Расхвалив разработанную мной программу, врач освободил меня от физиотерапии.
Через восемь дней после операции меня уже выпустили из больницы. Сияя от радости, Лаура отвезла меня в бистро, где Алекс торжественно вручил мне новый отчет по прибылям. Мы вместе прошлись по цифрам, посмотрели движение по счетам. Алекс проделал большую работу.
Терапевт планировал отправить меня в санаторий к Северному морю. Я настоял на амбулаторном реабилитационном курсе в Гамбурге. Следующие шесть недель я разрывался между реабилитационным центром в самом сердце города и Le Filou. Алекс по-прежнему оказывал мне всяческую поддержку. В середине июля я распрощался с костылями, оставив их пылиться в дальнем углу пивного погреба. Конечно, я еще немного прихрамывал, но боли уже практически не было.
Я вернулся к повседневной рутине. Все пойдет своим привычным ходом, убеждал я себя. Но какой он, «привычный ход»? Уже три года мы с Лаурой вели свой бизнес, постоянно отвлекаясь на мои болячки. И вместе мы жили не так уж долго. Все очевиднее становилось, что мы разные: Лаура хотела кутить по ночам, а мне нужен был отдых. Она покупала себе дорогие платья, угощала в баре подруг коктейлями. Я считал каждый пфенниг. Мы часто долго спорили, чтобы в конце концов подвести итог: никто из нас не прав или правы оба. Дилемма состояла в том, что мы двигались в противоположных направлениях.
Если рано утром, совершая прогулку, я вдруг не ломал себе голову из-за отношений с Лаурой или по поводу Le Filou, то начинал сомневаться, а существую ли вообще. Каждый шаг заставлял меня вспомнить о штифтах в бедре и наводил на более мрачные мысли: работа убивает тебя. И в то же время я был убежден, что она заставляет меня держаться на плаву. Альтернативы сфере общественного питания я не видел. Никто не возьмет на работу слепого и хромого. А среди инвалидов я загнусь.
Тревожные мысли отпускали меня только во время тренировок с Алексом. В начале 1998 года он вместо меня полетел на семинар в Калифорнию. Приблизительно в то же время по соседству открылся новый ресторанчик. Со всего Западного Гамбурга народ хлынул туда на счастливый час и засиживался до ужина. Как-то в толпе гостей заглянув к конкуренту, я вынужден был признать: его меню лучше, чем в нашем бистро. Даже если бы я раздавал все наши блюда бесплатно, посетители не вернулись бы к нам.
При очередном визите налоговый консультант уделил мне значительно больше времени, чем обычно.
Все очевиднее становилось, что мы разные: Лаура хотела кутить по ночам, а мне нужен был отдых.
