Амелия размышляла, может ли хоть что-то из этого быть правдой и может ли пригодиться ей здесь. А внизу, под ее дирижаблем, тянулась Камчатка. Темная земля, усеянная заснеженными вулканами, хотя некоторые были и черными, потому что их склоны такие горячие, что снег на них полностью растаял. Странно видеть здесь такую горячую поверхность! Ниже, вокруг вулканов, росли густые леса, тоже засыпанные снегом. Ютились там и несколько городов, разбросанных, будто гигантские навигационные маяки, а экокоридоры, которые с таким трудом выстраивали в Северной Америке, здесь считались в порядке вещей. Почему Камчатка мало заселена? Или у русских лучше получалось устроение экокоридоров? Она ведь считала русских безумными расхитителями собственной страны. Но, возможно, такими были китайцы. Те-то уж точно губили свои земли. Их принцип, наверное, противоположен правилу Леопольда и звучит так: «Хорошо то, что хорошо для людей». Может быть, именно это люди имели в виду, когда говорили о величайшем благе для величайшего числа – то есть числа людей? И то, что Леопольд говорил насчет заботы о земле, означало заботу о людях в долгосрочной перспективе? Камчатка… Величественная, удивительная… инопланетная… словно другой мир – каково сейчас было этим землям? Амелия не имела ни малейшего понятия.
Далее летели над Алеутами, затем над Канадой, где в небесах вокруг появлялось все больше и больше других судов. Над Сибирью тоже они летали – гигантские автоматические грузовые дирижабли, но в середине зимы их было мало из-за темноты, все стремились на юг. Сейчас она видела все возможные виды воздушных судов, которые освещали небо, будто фонари. Была здесь и группа небесных деревень, которые парили в семи тысячах футов над землей – на той высоте, что обычно оставляли для них свободной. Амелия любила небесные деревни. Они представляли собой круглые либо многоугольные скопления воздушных шаров, а нередко единое кольцо, скомпонованное так, чтобы было похоже на круг из старинных шаров. Эти шары держали в воздухе платформы, на которых строились целые деревни, а в некоторых случаях даже города в несколько тысяч человек. Всего от тридцати до пятидесяти шаров либо блоков единого шара, и еще были версии поменьше, предназначенные для отдыха, на двадцати одном шаре – как в детской книжке «Двадцать один воздушный шар». Об этих деревнях отзывались очень восторженно, и Амелия всегда посещала их с удовольствием. На них располагались фермы, а некоторые имели столько площади, что были почти самодостаточными, как корабли-города, странствующие по океанам, и поэтому крайне редко опускались на землю.
Амелия летела на высоте около десяти тысяч футов, и небесные деревни, которые она видела под собой, походили на икебаны или клуазоне
[99]. Канадцы особенно любили на них летать или там жить. Ее облачное шоу, как ей сказали, пользовалось популярностью во многих из них, хотя небольшое исследование показало, что эта популярность имела вульгарный оттенок и обеспечивалась молодыми ребятами, которые любили посмеяться. Ну и ладно. Зрители есть зрители.
Стало заметно, что люди уже начинали интересоваться, почему она не делает новых трансляций. Николь твердила ей об этом каждый день. Люди знали, что она летает, но не делает передач. Пошли слухи, что она в депрессии после гибели белых медведей. Да, и что с того? Это же правда. Более-менее правда. Она не знала, как охарактеризовать то, что она чувствовала. Это было для нее ново – и неприятно. Может, и правда эмоциональная травма. Она не знала. Может, это ощущение оцепенения и было вызвано эмоциональной травмой. Но она поняла, что всегда была в некотором оцепенении. Слегка отстраненной, словно находилась где-то в другом месте. Она ненавидела свое детство: в детстве она стремилась уйти от ненавистного окружения, уходила, чтобы побыть в одиночестве всякий раз, когда выпадала такая возможность. Поскольку это вроде бы помогало, у нее и возникла некая отстраненность. Словно все, что происходило с ней или перед ней, происходило с разницей в несколько мгновений. Всегда ли у нее была эта травма? И если да, то что ее причинило?
Она не знала. Можно было обвинять ее мать, но, опять же, та была не настолько плохой. Обычная мать, которая жаждала звездной карьеры для дочери, но почему тогда Амелии было от этого так дурно? Что с ней было не так, отчего ей хотелось от всех убежать? Может, мир накрылся крышкой, а люди это видели, но ничего не предпринимали, им было на это наплевать? Или дело в ней, с чем-то у нее внутри?
Она в очередной раз немного отстранилась от того, что видела перед собой, – но одна из небесных деревень накренилась вбок и, медленно вращаясь, стала снижаться.
– Франс, а что с той деревней?
– Не знаю.
– Посмотри на ее шары! Они лопнули?
Амелия приняла управление и устремилась к терпящему бедствие судну.
– А ну гони туда, на полной скорости! – закричала она.
– Гоню.
Амелия стала направлять дирижабль, а Франс обеспечивал скорость и пытался установить контакт с деревней, от которой исходил сигнал бедствия. Половина ее шаров лопнула разом, и от резкого наклона все, что было на борту, скатилось в хаос. Деревня быстро падала – пусть не так быстро, как падал бы холодильник, а с некоторой плавучестью. С усилием отрываясь от наклонившихся стен своих строений, жители деревни пытались взять ситуацию под контроль, но это им явно не удавалось. Дело казалось безнадежным.
После недавнего приключения, когда «Искусственная миграция» летала в вертикальном положении с медведями на борту, Амелии было легко представить, что такое хаос.
– Снижайся к нему, – приказала она Франсу. – Выпускай гелий. Давай же, ну. Гони!
– При нашей текущей скорости мы пересечемся с ними, когда они будут приблизительно в тысяче футов над поверхностью.
– Хорошо. А как нам подцепить их с той стороны, где у них лопнули шары?
– Это может быть осуществлено с помощью нашего захватного крюка.
– Хорошо. Давай. Только быстрее.
– Состыковавшись с ними, мы предположительно сумеем восстановить плавучесть.
– А разве у нас нет запасов гелия в хранилище?
– Есть…
– Тогда быстрее давай! Давай!
Она связалась с деревней и рассказала о своем плане. Те были счастливы это услышать.
«Искусственная миграция» неслась к падающей деревне гораздо медленнее, чем хотелось бы Амелии, – ей даже казалось, будто они двигаются, словно в замедленной съемке. На самом же деле они, по словам Франса, летели быстро. Так быстро, насколько это возможно.
– Не забывай снимать свои приключения, – добавил Франс в какой-то момент.
– К черту съемку! – прокричала она в ответ. – Ненавижу ее! Не смей говорить мне то, что тебя заставляют говорить мои продюсеры!
– В таком случае я не очень понимаю, что мне говорить.
– Тогда просто молчи! Ну правда, Франс. Так ты только напоминаешь мне, что ты программа. Это очень расстраивает. Я говорю, к черту все это дерьмо, я это ненавижу. А ты отвечаешь мне так, будто ничем не отличаешься от других.
